Неточные совпадения
Сосипатра Семеновна, сестра
его, пожилая дама, одевается богато и оригинально, ведет себя самостоятельно и совершенно свободно,
не стесняясь приличиями.
Жорж. Говорит, что Лотохин,
его барин, богатый человек, старого веку, нынешним
не чета. Какого-то «старого веку», какая-то «
не чета». Ничего этого я
не понимаю.
Жорж. Что я знаю? Что
он старого веку, да какая-то «
не чета» — только и всего. Я думал, что ты больше меня просвещен на этот счет.
Пьер. Ну, мои сведения очень ограниченны. Лотохин приехал откуда-то, кажется из Москвы, покупает здесь имение, собирает о
нем справки. Все это здесь бывает часто; никому бы до
него и дела
не было; но
он человек богатый; оттого
им все интересуются. Верно только одно: что
он чудак.
Жорж. А помнишь, в прошлом году какой-то чудак наехал? Лохматый, нечесаный, сюртук в пуху, сапоги нечищеные, шампанское пополам с квасом пил.Бумажника
не носил, ассигнации свертывал в комок да по разным карманам рассовывал. Карты в руках держать
не умел; а обобрал всех здесь. После я
его видел в Петербурге в Ливадии: раздушенный, завитой, всех опереточных артистов знает, шансонетки
не хуже
их поет.
Василий. Как же
не знать-с. Коли
они мой барин, настоящий, природный, а
не то чтоб… это, однако, довольно для меня удивительно, чтобы
не знать, коли я сызмальства был
их слуга.
Василий.
Они не с тем, чтоб… а как, собственно, у сродственницы.
Василий. Уж это я
не могу знать-с. Потому как… изволите видеть, я с ихним камардином, с Акимычем говорил… (Таинственно.)
Они в отель-Париже стоят, три нумера занимают… можете судить… «Мы, говорит, именье покупать, только, говорит, мы
не за барышом гонимся, а по родственному расположению».
Василий. Этому
они не подвержены, а обыкновенно, как господа, когда со временем, для компании, отчего же… это
они могут… Потому, выиграть ли, проиграть ли, это
им какой расчет! А чтоб гостям удовольствие… Ну, обнаковенно, как завсегда в хороших домах.
Василий. Да как вам доложить! Дня четыре будет-с, а пожалуй и всех пять. Только
они сродственницу свою еще
не видали; в именье ездили, осматривать; а вчера приехали обратно.
Лотохин. Никак нет-с. Она начинает: «Ах,
он меня любит!» Кто этот, «
он» — я почти никогда
не спрашиваю: потому что ответ один, стереотипный-с: «Мой жених,
он хорош, умен, образован!»
Другая ведь уж далеко
не малолетняя, уж давно полной и довольно веской зрелости — так пудов от шести с половиною весу, — а все прыгает да ахает: «Ах,
он меня любит!», «Ах,
он меня любит!» Так, знаете ли, неловко как-то становится.
Сосипатра. Да, это скверно, я терпеть
не могу; мне просто стыдно становится. Я очень понимаю, что вам должно быть скучно слушать эти
их излияния, но ведь от этого легко избавиться. Махнуть рукой и уехать. Рад, мол, твоей радости, и бог с тобой, матушка! Блаженствуй!
Пьер. Спросите у Жоржа! Я еще
не жених пока, а
он уж…
Через этакого красавца и сама-то попадет в общество, в котором и мужчине быть совестно, и нас-то наделит родственником, что
не только руку подать стыдно, а того и гляди увидишь
их на скамье подсудимых за мошенничество!
Лупачев. Вот разговор нашли! Женскими слабостями надо пользоваться, а разговаривать о
них не стоит.
Пьер. Что тебе за охота ублажать этого чудака. Угощаешь
его обедами, шампанским;
не в коня корм.
Лупачев. Ты еще молод, чтоб меня учить. Уж поверь, что я ничего даром
не делаю.
Он москвич, клубный обыватель, знает все трактиры и рестораны, такие люди нужны. Приедешь в Москву,
он тебя такими обедами и закусками угостит, что целый год помнить будешь. А что мне за дело, что
он чудак! Мне с
ним не детей крестить. Поесть, выпить умеет и любит, вот и нашего поля ягода. Кто это? никак, Зоя Васильевна?
Аполлинария (Олешунину). Нет, нет, вы никогда меня
не убедите, и напрасно вы проповедуете такие идеи! вам жизнь
не переделать. (Подает руку Лупачеву и Пьеру, Зоя и Олешунин тоже.) Да вот мы спросим Никандра Семеныча,
он не меньше вашего знает.
Аполлинария (Олешунину). Ну, вот, слышите! (Лупачеву.) А
он говорит, что девушка
не должна обращать внимания на наружность мужчины, а на какие-то душевные качества.
Лупачев. Отчего ж
ему и
не говорить так, Аполлинария Антоновна? Всякий судит по-своему. Так говорят кавалеры, которые
не имеют счастия нравиться женщинам.
Зоя. Зачем вы трогаете моего мужа, оставьте нас в покое. Наше безмятежное счастье никому
не мешает. Я
не горжусь своим мужем, хотя и имела бы право. Я знаю, что
не стою
его и счастьем своим обязана
не себе,
не своим достоинствам, которых у меня мало, а только случаю. Я благодарю судьбу и блаженствую скромно.
Аполлинария. Вы
не знаете моего горя и
не можете
его знать,
его надо чувствовать; а чувствовать
его может только женщина.
Аполлинария. Понять — пожалуй, но чувствовать вы
не можете так, как женщина. Я вышла замуж очень рано, я
не могла еще разбирать людей и своей воли
не имела. Мои родители считали моего жениха очень хорошим человеком, оттого и отдали меня за
него.
Аполлинария. Я
не спорю. Я могла уважать
его, но все-таки была к
нему равнодушна. Я была молода, еще мало видела людей и
не умела еще различать мужчин по наружности, по внешним приемам; для меня почти все были равны, потому я и
не протестовала. Но ведь это должно было прийти, и пришло; я вступила в совершенный возраст, и понятие о мужской красоте развилось во мне; но, господа, я уж была
не свободна… выбора у меня уж
не было. Должна я была страдать или нет? Heт, это драма, господа!
Аполлинария. Ведь все-таки глаза-то у меня были ведь я жила
не за монастырской стеной; я видела красивых мужчин и видела
их очень довольно; господа, ведь я человек, я женщина,
не могла же я
не сокрушаться при мысли, что будь я свободна, так этот красавец мог быть моим, и этот, и этот.
Зоя. Почему же
он меня
не известил?
Олешунин. Она слепая женщина, она
не видит, что
он ее разлюбил давно;
он уж забыл об ее суще. ствовании и даже
не известил ее о своем приезде. А эта ее радость
не больше, как экзальтация, которая скоро пройдет.
Олешунин. Тогда она будет ценить человека по
его внутренним достоинствам, а
не по внешним.
Пьер. Ничего этого
не будет, а если и будет, так вам нет никакой выгоды; потому что
не одни же вы имеете эти внутренние достоинства, есть люди, которые имеют
их больше вашего.
Олешунин. Ну, что «человек, человек»?!
Не съест же
он меня.
Пьер. Ну,
не поручусь. Боже мой, что
он с вами сделает!
Олешунин. Пожалуйста!..
Не очень-то я
его боюсь. Да оставьте этот разговор; вон подходит какой-то незнакомый человек.
Лотохин. Очень жаль, что мы
не встретились; впрочем, я бы ее
не узнал, мы лет десять
не видались. Надо будет заехать, поглядеть на
их житье-бытье! Что за кроткое созданье была эта сиротка. Она воспитывалась у тетки. Что
они, согласно живут?
Олешунин. Она женщина прекрасная, про нее ничего сказать нельзя; ну, а
он… (Пожимает плечами.)
Не пара ей.
Лотохин. Да
не мотает
он,
не сорит деньгами?
Олешунин. Ну, все-таки
он проживает довольно но, кажется,
не выше средств.
Жорж (Лотохину). Никандр Семеныч просит вас, если вы свободны, провести сегодня вечер у
него.
Он извиняется, что
не успел сам вас пригласить;
он торопился на железную дорогу.
Лотохин. Что за чудеса! Зоя с мужем живет в трогательном согласии, мотовства нет; а имение продают за бесценок? Что
их заставляет? Никак
не догадаешься. Ну, утро вечера мудренее: завтра заеду к
ним и разберу все дела.
(Читает.) «Мне денег, дядя, денег нужно; от
них зависит
не только мое счастие, но и жизнь.
Чтобы побороть
их, нужны деньги, нужно много денег!» Нет, я
не выдержу, закричу караул.
Окоемов. Вы уж очень разборчивы; чем же Федя Олешунин
не кавалер! Один недостаток: сам себя хвалит. Да это
не порок. Человек милый; я
его очень люблю.
Аполлинария. Ну, уж позвольте
не поверить. Это такой скучный, такой неприятный господин! А что
он про вас говорит, кабы вы знали.
Аполлинария.
Он ужас что говорит;
он говорит, что женщины
не должны обращать внимания на внешность мужчины,
не должны обращать внимания на красоту! Да что ж, ослепнуть нам, что ли? Нужно искать внутренних достоинств: ума, сердца, благородства..
Зоя. Ах, тетя, я
не могу опомниться от радости. Как
он меня любит, как
он меня любит!
Зоя. Прежде
он иногда бывал задумчив, как будто скучал; хоть
не часто, а бывало с
ним. А ведь это, тетя, ужасно видеть, когда муж скучает; как-то страшно делается…
Зоя. Какой веселый приехал, сколько мне подарков привез; ко мне постоянно с лаской да с шутками. Я
его давно таким милым
не видала.
Зоя. Я догадываюсь:
он, вероятно, хочет пошутить над
ним, подурачить
его.
Он и прежде любил посмеяться над
ним. Что ж, тетя, сделаем
ему угодное; это для нас ничего
не стоит.
Окоемов. Да я, признаться, и
не жалею, что здешняя молодежь без меня
не обивала мои пороги. Все
они так пусты, так ничтожны, что от
их разговоров, кроме головной боли, никаких следов
не остается.
Аполлинария. И другие
не лучше
их.