Неточные совпадения
Матрена. Что ж! пущай спит. Никакие важных дел за ним нет; остановки не
будет. А
я соследила, куда он ходит.
Бальзаминова (встает).
Пей, Матрена, чай-то! А
я пойду посмотрю, Миша не проснулся ли. (Уходит.)
Бальзаминова. Говорят: за чем пойдешь, то и найдешь! Видно, не всегда так бывает. Вот Миша ходит-ходит, а все не находит ничего. Другой бы бросил давно, а мой все не унимается. Да коли правду сказать, так Миша очень справедливо рассуждает: «Ведь
мне, говорит, убытку нет, что
я хожу, а прибыль может
быть большая; следовательно,
я должен ходить. Ходить понапрасну, говорит, скучно, а бедность-то еще скучней». Что правда то правда. Нечего с ним и спорить.
Бальзаминов. Да Матрена
меня разбудила на самом интересном месте. И очень нужно ей
было там чашки убирать.
Бальзаминов. Да помилуйте! на самом интересном месте! Вдруг вижу
я, маменька, будто иду
я по саду; навстречу
мне идет дама красоты необыкновенной и говорит: «Господин Бальзаминов,
я вас люблю и обожаю!» Тут, как на смех, Матрена
меня и разбудила. Как обидно! Что бы ей хоть немного погодить? Уж очень
мне интересно, что бы у нас дальше-то
было. Вы не поверите, маменька, как
мне хочется доглядеть этот сон. Разве уснуть опять? Пойду усну. Да ведь, пожалуй, не приснится.
Бальзаминов. Экая досада!
Мне бы теперь, по моим делам, очень нужно такой сон видеть; может
быть, он
мне что-нибудь и напророчил бы. Что, маменька,
меня никто не спрашивал?
Бальзаминов. Сколько бы
я ни прослужил: ведь у
меня так же время-то идет, зато офицер. А теперь что
я? Чин у
меня маленький, притом же
я человек робкий, живем мы в стороне необразованной, шутки здесь всё такие неприличные, да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг
я офицер, иду по улице смело; уж тогда смело
буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна,
я поправляю усы…
Бальзаминов. Ах, боже мой!
Я и забыл про это, совсем из головы вон! Вот видите, маменька, какой
я несчастный человек! Уж от военной службы для
меня видимая польза, а поступить нельзя. Другому можно, а
мне нельзя.
Я вам, маменька, говорил, что
я самый несчастный человек в мире: вот так оно и
есть. В каком
я месяце, маменька, родился?
Бальзаминов. Ну вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только
будь счастье. Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки
я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть
я его и не весь видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки
я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох как много!
Бальзаминова. Какой странный сон! Уж очень прямо; так что-то даже неловко: «
Я вас люблю и обожаю»… Хорошо, как так и наяву выдет, а то ведь сны-то больше всё наоборот выходят. Если бы она ему сказала: «Господин Бальзаминов,
я вас не люблю и вашего знакомства не желаю», — это
было бы гораздо лучше.
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты
меня лучше ужо как следует попотчуй,
я к тебе вечерком зайду. А теперь вот что
я тебе скажу. Такая у
меня на примете
есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это
будет?
Красавина. А вот какой: заведи тебя в середку, да оставь одну, так ты и заблудишься, все равно что в лесу, и выходу не найдешь, хоть караул кричи.
Я один раз кричала. Мало тебе этого, так у нас еще лавки
есть.
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна, не делай. Это тебе грех
будет! Ты, Миша, еще не знаешь, какие она нам благодеяния оказывает. Вот ты поговори с ней, а
я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется.
Я полчасика, не больше.
Бальзаминов. Ну уж не надо. Опять то же
будет.
Я сам нашел.
Бальзаминов. Да что ты все: глупый да глупый! Это для тебя
я, может
быть, глуп, а для других совсем нет. Давай спросим у кого-нибудь.
Красавина. Против тебя превелегию, что
я завсегда могу
быть лучше тебя и во всем превозвышена; а тебя в лабет поставят (здесь это выражение употреблено в смысле: поставят в конфузное положение — Прим. А. Н. Островского).
Бальзаминов. Моя
будет согласна-с, потому что она на
меня так смотрит, когда мы мимо проходим, что даже уму непостижимо-с.
Чебаков. Нет,
я шучу. Помилуйте, кто же это узнает! Послушайте,
я вам даже завидую. Вы
будете разговаривать с любимой женщиной, а
я должен страдать в одиночестве.
Чебаков. Уж
будьте покойны!
Я бы вас не послал.
Чебаков. Послушайте, ну полноте! Пойдемте!
Я за вами
буду сзади следить.
Красавина. Уж ты
будь покойна, это наших рук дело.
Есть у
меня один на примете, а рекомендовать боюсь.
Красавина. Веришь ты,
я для тебя всей душой! Коли
есть женихи на дне моря,
я и со дна моря для твоего удовольствия достану. Да уж и ты
меня не обидь.
Раиса. За Химкой-то уж подсматривать стали. Бабушка все ворчит на нее, должно
быть, что-нибудь заметила; да старуха нянька все братцам пересказывает. Выходи, Анфиса, поскорей замуж, и
я бы к тебе переехала жить: тогда своя воля; а то ведь это тоска.
Раиса. Вот мы, Анфиса, заживем-то! По всем гуляньям, по всем дачам
будем ездить.
Я себе тоже военного выберу.
Анфиса. Знаешь, Раиса, что
я тебе говорила-то, что бежать-то с Лукьян Лукьянычем? Ведь это, может
быть, очень скоро
будет.
Я уж, что нужно на первый раз, приготовила; хоть сейчас собраться, да и
была такова.
Анфиса (читает). «Мы разберем несколько досок, и вы
будете на свободе. Мы с вами поедем верст за пятнадцать, где
меня ждут мои приятели и уже все готово, даже и музыка…»
Анфиса. Еще бы после этого да
я не поехала! Это даже
было бы неучтиво с моей стороны. (Читает.) «Впрочем, может
быть, вам ваша жизнь нравится и вся ваша любовь заключается в том, чтобы писать письма и заставлять обожателей во всякую погоду ходить по пятнадцати раз мимо ваших окон? В таком случае извините, что
я предложил вам бежать со
мной…»
Анфиса. А это Люди, Червь, значит: Лукьян Чебаков. Ну, Раиса,
я пойду напишу ему ответ, а ты тут посиди с Бальзаминовым. Ты
мне после скажи, что он тебе
будет говорить.
Бальзаминов. Вам, может
быть,
будет противно
меня слушать-с.
Раиса. Ах, как же
быть! Куда же
мне вас деть? Через двор теперь нельзя.
Красавина. А за что за другое, так тебе же хуже
будет. Она честным манером вдовеет пятый год, теперь замуж идти хочет, и вдруг через тебя такая мараль пойдет. Она по всем правам на тебя прошение за свое бесчестье подаст. Что тебе за это
будет? Знаешь ли ты? А уж ты лучше, для облегчения себя, скажи, что воровать пришел.
Я тебе по дружбе советую.
Красавина. Уж это не твое дело.
Будут. Только уж ты из-под моей власти ни на шаг. Что прикажу, то и делай! Как только хозяйка выдет, говори, что влюблен. (Показывая на забор.) Там тебе нечего взять,
я ведь знаю; а здесь дело-то скорей выгорит, да и денег-то впятеро против тех.
Белотелова. Ну хорошо! Вы
меня любите, и
я вас
буду…
Красавина (смеется). Ах ты, красавица моя писаная! Ишь ты, развеселилась! Вот
я тебя чем утешила. Еще ты погоди, какое у нас веселье
будет!
Бальзаминова. Не умеешь, так и молчи, а то ты только перебиваешь.
Я уж и так половину перезабыла; уж очень много со
мной во сне приключениев-то
было. Только тут ли, после ли, вдруг
я вижу корабль. Или нет, корабль после.
А Миша будто такой веселый, пляшет и
поет: «
Я поеду во Китай-город гулять!»
Бальзаминов. Что сон! Со
мной наяву то
было, что никому ни в жизнь не приснится. У своей
был… и у той
был, что сваха-то говорила, у Белотеловой,
я фамилию на воротах прочел, как выходил оттуда; а туда через забор…
Бальзаминов. Погодите, маменька, погодите! Вот он сад-то
я нынче во сне-то видел!
Я в двух садах
был.
Бальзаминов. Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька,
я, бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь поеду в коляске! И знаете, что
мне в голову пришло? Может
быть, за Пеженовой сад отдадут в приданое: тогда можно
будет забор-то разгородить, сады-то у них рядом, и сделать один сад. Разных беседок и аллей…
Бальзаминова. Что же ты
мне не расскажешь, как у вас дело-то
было?
Бальзаминов. Вот смотрите, маменька; вот
я вам
буду сказывать, что
мне представляется. Вот будто
я сижу в зале у окошка, в бархатном халате; вдруг подходит жена…
Бальзаминов. А я-то что ж
буду делать-с? Ведь уж
я теперь в любви объяснился; уж после этого что
мне делать,
я не знаю-с.
Бальзаминов. Ну уж, маменька, что
будет то
будет, а
мне от своего счастья бегать нельзя. Все сделано отлично, так чтоб теперь не испортить. Прощайте.
Я, маменька, не обращаю на это внимания и говорю Раисе Панфиловне: «Когда же, говорю, мы с вами бежать
будем?» А она, маменька, вообразите, говорит
мне: «С чего вы это выдумали?» А сама целуется с сестрой и плачет.
Бальзаминова. Это оттого, Миша, что ты все от
меня скрываешь, никогда со
мной не посоветуешься. Расскажи ты
мне, как у вас это дело
было с самого начала.
Бальзаминов. Порядок, маменька, обыкновенный. Узнал
я, что в доме
есть богатые невесты, и начал ходить мимо. Они смотрят да улыбаются, а
я из себя влюбленного представляю. Только один раз мы встречаемся с Лукьян Лукьянычем (
я еще его не знал тогда), он и говорит: «За кем вы здесь волочитесь?»
Я говорю: «
Я за старшей». А и сказал-то так, наобум. «Влюбитесь, говорит, в младшую, лучше
будет». Что ж, маменька, разве
мне не все равно?
Бальзаминов.
Я и влюбился в младшую. «
Я, говорит, вам помогать
буду, потом мы их вместе увезем».
Я на него понадеялся, а вот что вышло! Вот, маменька, какое мое счастье-то!
Бальзаминов. А впрочем, маменька, коли правду сказать,
я точно в тумане
был;
мне все казалось, что коли она
меня полюбит и согласится бежать со
мной, вдруг сама собой явится коляска;
я ее привезу в дом к нам…
Бальзаминов. Нет, маменька, не оттого, что уменья нет, а оттого, что счастья нет
мне ни в чем.
Будь счастье, так все бы
было, и коляска, и деньги. И с другой невестой то же
будет: вот посмотрите. Придет сваха, да такую весточку скажет, что на ногах не устоишь.
Бальзаминов (Красавиной). Погоди, не говори!
я зажмурюсь, все легче
будет.