Неточные совпадения
Кулигин (поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец
ты мой, пятьдесят лет
я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.
Дико́й. Найдешь дело, как захочешь. Раз
тебе сказал, два
тебе сказал: «Не смей
мне навстречу попадаться»;
тебе все неймется! Мало
тебе места-то? Куда ни поди, тут
ты и есть! Тьфу
ты, проклятый! Что
ты, как столб стоишь-то!
Тебе говорят аль нет?
Дико́й (посмотрев на Бориса). Провались
ты!
Я с
тобой и говорить-то не хочу, с езуитом. (Уходя.) Вот навязался! (Плюет и уходит.)
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «
Ты, говорит, почем знаешь, что
я на уме держу? Нешто
ты мою душу можешь знать! А может,
я приду в такое расположение, что
тебе пять тысяч дам». Вот
ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
А все-таки нейдет она у
меня из головы, хоть
ты что хочешь…
Кабанова. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так,
я думаю, можно бы перенести! А, как
ты думаешь?
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы
я слышала,
я бы с
тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про
меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанова. Полно, полно, не божись! Грех!
Я уж давно вижу, что
тебе жена милее матери. С тех пор, как женился,
я уж от
тебя прежней любви не вижу.
Кабанова. Да во всем, мой друг! Мать, чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена
тебя, что ли, отводит oт
меня, уж не знаю.
Катерина. Для
меня, маменька, все одно, что родная мать, что
ты, да и Тихон тоже
тебя любит.
Кабанова.
Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли
тебя не спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу, небось! Ведь он
мне тоже сын;
ты этого не забывай! Что
ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как
ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то
ты это всем доказываешь.
Катерина.
Ты про
меня, маменька, напрасно это говоришь. Что при людях, что без людей,
я все одна, ничего
я из себя не доказываю.
Кабанова. Да
я об
тебе и говорить не хотела; а так, к слову пришлось.
Катерина. Да хоть и к слову, за что ж
ты меня обижаешь?
Кабанова. Ну, полно, перестань, пожалуйста. Может быть,
ты и любил мать, пока был холостой. До
меня ли
тебе, у
тебя жена молодая.
Кабанова. Так променяешь
ты жену на мать? Ни в жизнь
я этому не поверю.
Тебя не станет бояться,
меня и подавно.
Кабанова. Ну, как хотите, только
ты смотри, чтобы
мне вас не дожидаться! Знаешь,
я не люблю этого.
Кабанов. Вот видишь
ты, вот всегда
мне за
тебя достается от маменьки! Вот жизнь-то моя какая!
Кабанов. То все приставала: «Женись да женись,
я хоть бы поглядела на
тебя, на женатого»! А теперь поедом ест, проходу не дает — все за
тебя.
Варвара. Так нешто она виновата! Мать на нее нападает, и
ты тоже. А еще говоришь, что любишь жену. Скучно
мне глядеть-то на
тебя. (Отворачивается.)
Катерина. Так
ты, Варя, жалеешь
меня?
Катерина. Так
ты, стало быть, любишь
меня? (Крепко целует.)
Катерина. Ну, спасибо
тебе!
Ты милая такая,
я сама
тебя люблю до смерти.
Варвара.
Я не понимаю, что
ты говоришь.
Катерина.
Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь,
мне иногда кажется, что
я птица. Когда стоишь на горе, так
тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Варвара.
Ты думаешь,
я не вижу?
Катерина. Да что же это
я говорю
тебе,
ты девушка.
Варвара (оглядываясь). Говори!
Я хуже
тебя.
Варвара.
Я и не знала, что
ты так грозы боишься.
Я вот не боюсь.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет
тебя, а то, что смерть
тебя вдруг застанет, как
ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми.
Мне умереть не страшно, а как
я подумаю, что вот вдруг
я явлюсь перед Богом такая, какая
я здесь с
тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у
меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Варвара. Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать. И напрасно
ты от
меня скрываешься! Давно уж
я заметила, что
ты любишь одного человека.
Варвара. Как
ты смешно говоришь! Маленькая
я, что ли! Вот
тебе первая примета: как
ты увидишь его, вся в лице переменишься.
Варвара. Ну, а ведь без этого нельзя;
ты вспомни, где
ты живешь! У нас весь дом на том держится. И
я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало.
Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним.
Катерина. Не говори
мне про него, сделай милость, не говори!
Я его и знать не хочу!
Я буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого
тебя не променяю!
Я и думать-то не хотела, а
ты меня смущаешь.
Катерина. Не жалеешь
ты меня ничего! Говоришь: не думай, а сама напоминаешь. Разве
я хочу об нем думать; да что делать, коли из головы нейдет. Об чем ни задумаю, а он так и стоит перед глазами. И хочу себя переломить, да не могу никак. Знаешь ли
ты,
меня нынче ночью опять враг смущал. Ведь
я было из дому ушла.
Катерина. Эх, Варя, не знаешь
ты моего характеру! Конечно, не дай Бог этому случиться! А уж коли очень
мне здесь опостынет, так не удержат
меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть
ты меня режь!
Варвара.
Я б
тебя и не звала, да меня-то одну маменька не пустит, а
мне нужно.
Кабанова. Ну,
ты помнишь все, что
я тeбe сказала? Смотри ж, помни! На носу себе заруби!
Кабанова. Разговаривай еще! Ну, ну, приказывай! Чтоб и
я слышала, что
ты ей приказываешь! А потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила.
Катя,
ты на
меня не сердишься?
Кабанов. Да что
ты такая? Ну, прости
меня!
Катерина (все в том же состоянии, слегка покачав головой). Бог с
тобой! (Закрыв лицо руками.) Обидела она
меня!
Кабанов. Куда как весело с
тобой ехать! Вы
меня уж заездили здесь совсем!
Я не чаю, как вырваться-то, а
ты еще навязываешься со
мной.
Катерина. Да неужели же
ты разлюбил
меня?
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь!
Ты подумай то: какой ни на есть, а
я все-таки мужчина, всю-то жизнь вот этак жить, как
ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю
я теперича, что недели две никакой грозы надо
мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли
мне?
Катерина. Как же
мне любить-то
тебя, когда
ты такие слова говоришь?
Кабанов. Слова как слова! Какие же
мне еще слова говорить! Кто
тебя знает, чего
ты боишься! Ведь
ты не одна,
ты с маменькой остаешься.
Катерина. Не говори
ты мне об ней, не тирань
ты моего сердца! Ах, беда моя, беда! (Плачет.) Куда
мне, бед — ной, деться? За кого
мне ухватиться? Батюшки мои, погибаю
я!
Катерина. Тиша, на кого
ты меня оставляешь! Быть беде без
тебя! Быть беде!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он
мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)
Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они едят, а
я не ем? Отчего же
я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и
я?
Осип. Послушай, малый:
ты,
я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.