Неточные совпадения
Кулигин (поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш!
Вот, братец
ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.
Кудряш. Ну,
вот, коль
ты умен, так
ты его прежде учливости-то выучи, да потом и нас учи! Жаль, что дочери-то у него подростки, больших-то ни одной нет.
Дико́й (посмотрев на Бориса). Провались
ты! Я с
тобой и говорить-то не хочу, с езуитом. (Уходя.)
Вот навязался! (Плюет и уходит.)
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с
тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий!
Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанов.
Вот видишь
ты,
вот всегда мне за
тебя достается от маменьки!
Вот жизнь-то моя какая!
Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так
тебя и тянет лететь.
Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Вот я
тебе сейчас расскажу.
Варвара. Что
ты! Бог с
тобой!
Вот, погоди, завтра братец уедет, подумаем; может быть, и видеться можно будет.
Варвара. Я и не знала, что
ты так грозы боишься. Я
вот не боюсь.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет
тебя, а то, что смерть
тебя вдруг застанет, как
ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что
вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с
тобой, после этого разговору-то,
вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем.
Вот что я
тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено;
вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Варвара (Глаше). Тащи узлы-то в кибитку, лошади приехали. (Катерине.) Молоду
тебя замуж-то отдали, погулять-то
тебе в девках не пришлось;
вот у
тебя сердце-то и не уходилось еще.
Варвара. Ну,
вот еще!
Ты сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь.
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь!
Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь
вот этак жить, как
ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Катерина. Ну, так
вот что! Возьми
ты с меня какую-нибудь клятву страшную…
Катерина.
Вот какую: чтобы не смела я без
тебя ни под каким видом ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтобы и думать я не смела ни о ком, кроме
тебя.
Кабанова.
Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а
тебе, видно, ничего.
Кабанова. Что? Ничего. А и честь-то не велика, потому что воюешь-то
ты всю жизнь с бабами.
Вот что.
Дико́й. А
вот что: разговори меня, чтобы у меня сердце прошло.
Ты только одна во всем городе умеешь меня разговаривать.
Дико́й. Понимаю я это; да что ж
ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг
ты мне, и я
тебе должен отдать, а приди
ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную
вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Кабанова. Я видала, я знаю.
Ты, коли видишь, что просить у
тебя чего-нибудь хотят,
ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что
ты знаешь, что к
тебе сердитому никто уж не подойдет.
Вот что, кум!
Борис (оглядывая местность).
Вот что, Кудряш, мне бы нужно здесь остаться, а
тебе ведь, я думаю, все равно,
ты можешь идти и в другое место.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой,
вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до
тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Катерина. Погуляем. А там… (Задумывается.)…как запрут на замок,
вот смерть! А не запрут, так уж найду случай повидаться с
тобой!
Дико́й. Отчет, что ли, я стану
тебе давать! Я и поважней
тебя никому отчета не даю. Хочу так думать о
тебе, так и думаю. Для других
ты честный человек, а я думаю, что
ты разбойник,
вот и все. Хотелось
тебе это слышать от меня? Так
вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж
ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так
ты знай, что
ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю.
Дико́й. А за эти
вот слова
тебя к городничему отправить, так он
тебе задаст! Эй, почтенные! прислушайте-ко, что он говорит!
Дико́й. Что ж
ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете!
Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
2-й. Уж
ты помяни мое слово, что эта гроза даром не пройдет. Верно
тебе говорю: потому знаю. Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит;
вот увидишь: потому, смотри! какой цвет необнакновенный!
Кабанова. Молчи
ты!
Вот оно что! Ну, с кем же?
Кабанова. Что, сынок! Куда воля-то ведет! Говорила я, так
ты слушать не хотел.
Вот и дождался!
Кабанов. Ну, да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи
ты мне на милость? Я
вот зашел к Дикуму, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми
ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск.
Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!»
Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи
ты мне! Научи
ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются.
Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Катерина. На беду я увидала
тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет!
Вот я теперь
тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать
тебя.
Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что
ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
Катерина. Да нет, все не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по
тебе,
вот что; ну,
вот я
тебя увидала…
Катерина. Постой, постой! Что-то я
тебе хотела сказать!
вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего.