Архип. Оттого тебе и не мило, что ты сердцем непокоен. А ты гляди чаще да больше на божий мир, а на людей-то меньше смотри;
вот тебя на сердце и легче станет. И ночи будешь спать, и сны тебе хорошие будут сниться. Где мы теперь сидим, Афоня?
Неточные совпадения
Карп. Ишь
ты, что выдумал! Интрижка! Повадился больно! Все у него интрижки
на уме! Балованный был сынок у маменьки! И воспитывался-то все с барышнями да в девичьей,
вот его теперь и тянет. Живу я теперича с ним в Петербурге, каких только я делов навиделся! Грех один! Уснул, что ли, он там? И я б отдохнул. (Хочет ложиться, дверь отворяется.) Кого это еще?..
Тебе вот все равно,
ты говоришь; для
тебя никакой утехи
на свете нет, а мне божий мир хорош и красен был: все
тебя манило, все
тебя прельщало.
Курицын. Ну уж это
ты врешь! Никогда эта самая наука, которая над бабами, из моды не выдет, потому без нее нельзя. Брат, слушай, я до чего Ульяну доводил, до какой точки. Бывало, у нас промеж себя, промеж знакомых или сродственников за спором дело станет, чья жена обходительнее. Я всех к себе
на дом веду, сяду
на лавку,
вот так-то ногу выставлю и сейчас говорю жене: «Чего моя нога хочет?» А она понимает, потому обучена этому, ну и, значит, сейчас в ноги мне.
Сохнул я по
тебе, пока не взял за себя;
вот и взял, да все сердце не
на месте.
Бабаев. Ну, не надо в деревню. Мы
вот что сделаем: я найму здесь в городе квартиру и через неделю буду приезжать сюда.
Ты на это согласна?
Бабаев. Ну,
вот видишь, душенька Танечка, я
на все для
тебя готов.
Дай
ты мне
на выбор:
вот, мол,
тебе, Краснов, горы золотые, палаты царские, только оставь жену; или
вот, мол,
тебе землянка непокрытая, работа всякая черная, только с женой жить; я и ох не молвлю, буду
на себе воду возить, только бы с ней быть завсегда.
Краснов. Ишь
ты какая! (Обнимает ее.) Знаю я вашего брата. Ну, да мало ль что! А
ты вот подожди меня часик, авось в час-то не умрешь! (Целует ее.) Ну, прощай! А то с
тобой, пожалуй, эдак и вправду останешься. Ведь вы
на соблазн человеческий созданы
на свете! (Идет.)
Курицына. С места не сойти! Брата настроила, тот так и рычит
на меня. Знать, говорит,
тебя не хочу.
Вот она какая! Да нет, погоди, милая! Со мной — не с кем другим.
Афоня.
Вот, брат Лёв,
на кого
ты нас променял! погляди, полюбуйся! Кто
тебя любит-то душою, так
ты на того зверем смотришь; я сохну, как свечка; таю все из любви да из жалости к
тебе, а еще ни разу от
тебя доброго слова не слыхал. В жене
ты души не чаял, а она, злодейка наша,
вот что делает! Нет
на свете правды, нет! (Уходит.)
—
Вот тебе на! Презабавный старикашка и добрейший, — прибавил Базаров, как только Василий Иванович вышел. — Такой же чудак, как твой, только в другом роде. Много уж очень болтает.
—
Вот тебе на, убежал! — восклицает матушка, — обиделся! Однако как же это… даже не простился! А все ты! — укоряет она отца. — Иуда да Иуда… Сам ты Иуда! Да и ты, дочка любезная, нашла разговор! Ищи сама себе женихов, коли так!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У
тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове;
ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что
тебе глядеть
на них? не нужно
тебе глядеть
на них.
Тебе есть примеры другие — перед
тобою мать твоя.
Вот каким примерам
ты должна следовать.
Анна Андреевна. Ну
вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему смотреть
на тебя? И с какой стати ему смотреть
на тебя?
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк
на постой. А если что, велит запереть двери. «Я
тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Разговаривает все
на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь
на Щукин — купцы
тебе кричат: «Почтенный!»;
на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там
тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит
на небе, так
вот как
на ладони все видишь.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так
вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.