Неточные совпадения
— Теперь уж недалеко, — заметил Николай Петрович, —
вот стоит только
на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с
тобой на славу, Аркаша;
ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это
тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
— А
вот на что, — отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, — я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с
тобой те же лягушки, только что
на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.
Ведь
вот ты, — прибавил он, обращаясь к сидевшему
на козлах мужику,
ты, — умница, есть у
тебя жена?
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но
вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где жили родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два мужика в шапках и бранились. «Большая
ты свинья, — говорил один другому, — а хуже малого поросенка». — «А твоя жена — колдунья», — возражал другой.
— По непринужденности обращения, — заметил Аркадию Базаров, — и по игривости оборотов речи
ты можешь судить, что мужики у моего отца не слишком притеснены. Да
вот и он сам выходит
на крыльцо своего жилища. Услыхал, знать, колокольчик. Он, он — узнаю его фигуру. Эге-ге! как он, однако, поседел, бедняга!
— Ну, смотри же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись; а вас, господа, прошу за мной пожаловать.
Вот и Тимофеич явился к
тебе на поклон, Евгений. И он, чай, обрадовался, старый барбос. Что? ведь обрадовался, старый барбос? Милости просим за мной.
— Да полно
тебе Лазаря петь, [Лазаря петь — калики перехожие и слепцы, чтобы разжалобить слушателей, пели стих о евангельском Лазаре. Здесь в переносном смысле — жаловаться.] — перебил опять Базаров. — Сядь лучше
вот тут
на диван да дай
на себя посмотреть.
— Да;
вот я вижу у
тебя — «Друг здравия» [«Друг здравия» — врачебная газета, издававшаяся в Петербурге с 1833 по 1869 год.]
на тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, — заметил Базаров.
— Я был наперед уверен, — промолвил он, — что
ты выше всяких предрассудков.
На что
вот я — старик, шестьдесят второй год живу, а и я их не имею. (Василий Иванович не смел сознаться, что он сам пожелал молебна… Набожен он был не менее своей жены.) А отцу Алексею очень хотелось с
тобой познакомиться. Он
тебе понравится,
ты увидишь… Он и в карточки не прочь поиграть и даже… но это между нами… трубочку курит.
— А
ты полагал, у меня вода в жилах? Но мне это кровопускание даже полезно. Не правда ли, доктор? Помоги мне сесть
на дрожки и не предавайся меланхолии. Завтра я буду здоров.
Вот так; прекрасно. Трогай, кучер.
— Прощай, брат! — сказал он Аркадию, уже взобравшись
на телегу, и, указав
на пару галок, сидевших рядышком
на крыше конюшни, прибавил: —
Вот тебе! изучай!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У
тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове;
ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что
тебе глядеть
на них? не нужно
тебе глядеть
на них.
Тебе есть примеры другие — перед
тобою мать твоя.
Вот каким примерам
ты должна следовать.
Анна Андреевна. Ну
вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему смотреть
на тебя? И с какой стати ему смотреть
на тебя?
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк
на постой. А если что, велит запереть двери. «Я
тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Разговаривает все
на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь
на Щукин — купцы
тебе кричат: «Почтенный!»;
на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там
тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит
на небе, так
вот как
на ладони все видишь.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так
вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.