Неточные совпадения
Лиза.
Какая же
такая особенная жизнь в городе?
Когда мы были с барыней в Петербурге,
так это только поглядеть надобно было,
какие к нам господа ездили, и
как у нас было убрано в комнатах; опять же барыня везде брала меня с собой, даже и в Петергоф мы ездили на пароходе, и в Царское Село.
Надя. Уж
так прелестно, что и словами нельзя сказать! Потому что,
как хочешь тебе рассказывай, если ты сама не видала,
так ничего не поймешь. Еще тогда у нас гостила барышня, племянница барыни,
так я с ней по целым вечерам разговаривала, иногда и ночи просиживала.
Надя. Ну, разумеется, все больше про благородное обращение, об кавалерах там да об гвардейцах.
Так как они часто бывают на балах,
так и рассказывали,
какие у них там разговоры бывают, и кто им больше нравится. Только уж
какие эти барышни!
Надя.
Как к чему? А вот барыня обещали меня выдать замуж,
так я стараюсь
так себя образовать, чтоб меня никому не стыдно было взять. Ты знаешь,
какие жены у наших чиновников, ну на что это похоже? Я в десять раз лучше их понимаю жизнь и обращение. У меня теперь только одна и надежда выйти за хорошего человека, чтобы мне быть полной хозяйкой. Посмотри тогда,
какой я порядок в доме заведу; у меня не хуже будет, чем у дворянки у какой-нибудь!
Потапыч. Все, сударь, ваше, и мы все ваши будем…
Как, значит, при барине, при покойнике,
так все равно и вам должны… Потому одна кровь… Уж это прямое дело. Конечно, продли бог веку вашей маменьке…
Вот, видите ли, сударь, если взять в рассуждение,
так оно точно,
как девушек не быть!
Возьмут у кого-нибудь девочку, воспитают ее; а
как минет лет семнадцать или восемнадцать,
так без всякого разговора и отдают замуж, за приказного или за мещанина в город,
как им вздумается, а иногда и за благородного.
Потапыч. И чужих. На всех свою заботливость простирают.
Такое доброе сердце имеют, что обо всех беспокоются. И уж очень сердятся, когда без их спросу делают. А уж
как о своих воспитанницах заботятся,
так это на редкость. Одевают их,
как бы истинно своих родных дочерей, и иногда с собой кушать сажают, и работать ничего не заставляют. Пускай, говорят, смотрят все,
как у меня живут воспитанницы; хочу, говорят, чтоб все им завидовали.
Потапыч. И
какое трогательное поучение делают, когда замуж отдают! Вы, говорят, жили у меня в богатстве и в роскоши и ничего не делали; теперь ты выходишь за бедного, и живи всю жизнь в бедности, и работай, и свой долг исполняй. И позабудь, говорят,
как ты у меня жила, потому что не для тебя я это делала: я себя только тешила, а ты не должна никогда об
такой жизни и думать, и всегда ты помни свое ничтожество, и из
какого ты звания. И
так чувствительно, даже у самих слезки.
Потапыч. Хм! Отчего? По тому самому,
как вы еще в малолетствии,
так барыня хотят вас соблюсти
как должно: ну, и их тоже соблюдают.
Лиза. Ах, вы
какой чудной, барин! Да кто ж у девушек прямо спрашивает, любят или нет. Хоть бы другая наша сестра и любила,
так не скажет.
Василиса Перегриновна. Вот все-то
так со мной. Моченьки моей нету! Все сердце изболело. Мученица я на этом свете. (Срывает с сердцем цветок и обрывает с него лепестки). Кажется, кабы моя власть, вот
так бы вас всех!
Так бы вас всех!
Так бы вас всех! Погоди ж ты, мальчишка! Уж я тебя поймаю! Кипит мое сердце, кипит, ключом кипит. А вот теперь иди, улыбайся перед барыней, точно дура
какая! Эка жизнь! эка жизнь! Грешники
так в аду не мучаются,
как я в этом доме мучаюсь. (Уходит).
Василиса Перегриновна. Не смеешь ты
так со мной разговаривать! Ты помни, кто я. Я сама была помещица; у меня такие-то,
как ты, пикнуть не смели, по ниточке ходили. Не давала я вашей сестре зазнаваться.
Василиса Перегриновна.
Какое же зло? Да вы, по своему ангельскому сердцу, и мухи не обидите! Оно, конечно, все мы люди не без греха, дел же у вас много; на всех нельзя угодить! Коли правду говорить,
так, благодетельница вы моя, довольно-таки народу и на вас плачутся.
Василиса Перегриновна. Не гневайтесь, благодетельница! Это я
так сказала, потому что, сами знаете,
какой нынче народ стал обидчивый, ничем не довольный.
Гавриловна (подливает молока). И
так тебя,
как теленка, уж отпоили.
Василиса Перегриновна. Ребенок, благодетельница! Уж нечего сказать, дал вам бог сына на радость да на утешение. И мы-то все на него не нарадуемся. Словно солнце
какое у нас показалось.
Такой добрый,
такой веселый,
такой ко всем ласковый! А уж за девушками
так и бегает; проходу нигде не дает; а они-то, дуры, рады-радехоньки,
так и ржут.
Ты представь только себе, моя милая, когда он кончит курс, ему дадут
такой же чин,
какой дают приказным из поповичей!
Леонид. Я не знаю
какой! Он говорит, что чиновник,
такая мудреная фамилия: Неглигентов.
Какой он смешной! Он говорит, что ваш крестник и никого не боится. Теперь пляшет пьяный в саду
Неглигентов. А
так как я в продолжение учения и истязаний, оставаясь в одних классах, возмужал и возрос более всех своих сверстников, то и был исключен за великовозрастие. Более же я пострадал от мздоимства начальствующих. Наш ректор любил приношения и перед экзаменами за неделю рассылал нас всех по родителям за подарками. По количеству сих подарков мы и переводились в высшие классы.
Уланбекова.
Как можно ошибиться в людях! Хлопочешь об них, заботишься, а они даже и не чувствуют Я было хотела устроить счастие для этого мальчика, а он лезет в дом пьяный. Уж если он подвержен этой слабости,
так, по крайней мере, старался бы скрывать ее от меня. Пей он там, где хочет, да чтоб я-то не видала! Я бы тогда знала, по крайней мере, что он меня уважает.
Какое невежество!
Какая дерзость! Кого же он побоится, если не боится меня?
Леонид. Ах,
какой он смешной! Вы на меня, мамаша, не сердитесь! Когда я узнал, что вы хотите отдать за него Надю, мне стало ее жалко. Вы у нас
такая добрая! (Целует у ней руку). Мне не хотелось, чтоб вы сделали несправедливость.
Василиса Перегриновна. Да
как же, благодетельница, молчать-то?
Такое бесчувствие!
Такая неблагодарность! Сердце надрывается.
Лиза. Нет, уж я подожду тебя. А все-таки, что ты ни говори, страшно, девушка! Сохрани господи,
как узнают!
Как только барыня сказала, чтоб не смела я разговаривать, а шла за кого прикажут,
так у меня все сердце перевернулось.
Надя. А
как тебе скажут: ступай за пьяного, да еще и разговаривать не смей, и поплакать-то о себе не смей… Ах, Лиза!.. Да
как подумаешь, что станет этот безобразный человек издеваться над тобой, да ломаться, да свою власть показывать, загубит он твой век
так, ни за что! Не живя, ты за ним состаришься! (Плачет). Говорить-то только свое сердце надрывать! (Махнув рукой).
Так уж, право, молодой барин лучше.
Я тебе вот что, Лиза, хотела сказать, вот
какая премудрость со мной сделалась:
как пошли мне
такие мысли о голому, и
как стала это я, Лиза, думать об барине, и
так он мне мил сделался!..
так мил, что я уж и не знаю!.. Прежде, когда он ухаживал за мной, мне было ничего; а теперь словно что меня тянет к нему.
Пока она баловала меня да ласкала,
так и я думала, что я
такой же человек,
как и все люди: и мысли у меня совсем другие были об жизни.
А
как начала она мной командовать,
как куклой, да
как увидела я, что никакой мне воли, ни защиты нет:
так отчаянность на меня, Лиза, напала.
Надя (смеясь).
Так и сидеть. Вот слышите, в роще соловей поет. А вы сидите да слушайте.
Как хорошо
так слушать.
Надя. Да вот
так,
как мы с вами сидим. Кажется, всю жизнь
так бы и сидела да слушала. Уж чего еще лучше, чего еще надобно…
Потапыч. Молодых нельзя, потому на все, Гавриловна, примеры.
Какие человек пред собой имеет примеры,
так и он все может… подобно
как…
Лиза. А когда же нам гулять-то? Днем работаем да господам служим, а по ночам гуляем. Вот на вас
так я дивлюсь! Неужто вы днем-то не нагуляетесь, что вам еще хочется по ночам бродить да людей пугать, словно
как…
Василиса Перегриновна. Нет, ты сказала: словно
как… Ну,
так говори ж теперь, словно
как кто?
Василиса Перегриновна. Что, что!
Как кикимора!..
Как ты смеешь, дрянная девчонка, а? Да что ж это
такое! Вы меня живую в гроб вогнать хотите! А вот я найду здесь твоего любовника, да к барыне вас и приведу. Вот посмотрю я тогда, что ты запоешь.
Уланбекова. Это вздор! Что я сказала, то свято. Да и что за сцены
такие? Ты разве не видишь, что я нездорова? Еще расстроивать меня! Потапыч! У ней отца нет, ты ей будь вместо отца, внуши ей по-отечески,
как гнусно ее поведение и что она должна исполнять мои приказания.
Потапыч. Да
как же, сударыня!
Так с ними не сговоришь! Опять же, коли я отец,
так уж это прямое дело! На то есть закон, и при всем том,
как она вам теперича противится,
так я и для вас должен это удовольствие сделать.
Гавриловна. А,
так тут вот
какая контра вышла. Ну, уж Гришка тоже свой характер выдержит. Он хоть и дурак, а себе на уме; он теперь завалится на сено, да дня четыре на брюхе и пролежит.