Неточные совпадения
«И рад бы в рай, да дверь-то
где?» —
Такая речь врывается
В лавчонку неожиданно.
—
Тебе какую дверь? —
«Да в балаган. Чу! музыка!..»
— Пойдем,
я укажу...
«Худа
ты стала, Дарьюшка!»
— Не веретенце, друг!
Вот то, чем больше вертится,
Пузатее становится,
А
я как день-деньской…
Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь
ты тут?»
— А хороню
я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь...
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «
Я спать хочу»,
А Марьюшка: — И
я с
тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Не глянул, как ни пробовал,
Какие рожи страшные
Ни корчил мужичок:
— Свернула
мне медведица
Маненичко скулу! —
«А
ты с другой померяйся,
Подставь ей щеку правую —
Поправит…» — Посмеялися,
Однако поднесли.
«
Я деньги принесу!»
— А где найдешь? В уме ли
ты?
Верст тридцать пять до мельницы,
А через час присутствию
Конец, любезный мой!
«Стой! — крикнул укорительно
Какой-то попик седенький
Рассказчику. — Грешишь!
Шла борона прямехонько,
Да вдруг махнула в сторону —
На камень зуб попал!
Коли взялся рассказывать,
Так слова не выкидывай
Из песни: или странникам
Ты сказку говоришь?..
Я знал Ермилу Гирина...
Не так ли, благодетели?»
— Так! — отвечали странники,
А про себя подумали:
«Колом сбивал их, что ли,
тыМолиться в барский дом?..»
«Зато, скажу не хвастая,
Любил
меня мужик!
А нам земля осталася…
Ой
ты, земля помещичья!
Ты нам не мать, а мачеха
Теперь… «А кто велел? —
Кричат писаки праздные, —
Так вымогать, насиловать
Кормилицу свою!»
А
я скажу: — А кто же ждал? —
Ох! эти проповедники!
Кричат: «Довольно барствовать!
Проснись, помещик заспанный!
Вставай! — учись! трудись...
Ах! что
ты, парень, в девице
Нашел во
мне хорошего?
А
ты бы поглядел
меня,
Как лен треплю, как снопики
На риге молочу…
Послала бы
Я в город братца-сокола:
«Мил братец! шелку, гарусу
Купи — семи цветов,
Да гарнитуру синего!»
Я по углам бы вышила
Москву, царя с царицею,
Да Киев, да Царьград,
А посередке — солнышко,
И эту занавесочку
В окошке бы повесила,
Авось
ты загляделся бы,
Меня бы промигал!..
«
Ты стань-ка, добрый молодец,
Против
меня прямехонько,
Стань на одной доске!
Чтоб жить со
мной — не каяться,
А
мне с
тобой не плакаться…
Пока мы торговалися,
Филиппу
я: «Уйди
ты прочь...
«
Ты скажи, за что,
Молодой купец,
Полюбил
меня,
Дочь крестьянскую?
Я не в серебре,
Я не в золоте,
Жемчугами
яНе увешана...
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А
я не вдруг ответила.
Корчагу подымала
я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп
меня в висок!
«Ну, благо
ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
Да тут беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«
Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка…»
— Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не того! —
Укланяла золовушку,
Сама нейду на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся —
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути с огнем!»
— Гони его, родимая,
По шее! — «А не хочешь
тыСолдаткой быть?»
Я к дедушке:
«Что делать? Научи...
—
Я каторжником был. —
«
Ты, дедушка...
И гнется, да не ломится,
Не ломится, не валится…
Ужли не богатырь?
«
Ты шутишь шутки, дедушка! —
Сказала
я. — Такого-то
Богатыря могучего,
Чай, мыши заедят...
— Не знаю
я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет!
Не знаю, не придумаю,
Что будет? Богу ведомо!
А про себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал
я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда
ты, сила, делася?
На что
ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам ушла!
Вздрогнула
я, одумалась.
— Нет, — говорю, —
я Демушку
Любила, берегла… —
«А зельем не поила
ты?
А мышьяку не сыпала?»
— Нет! сохрани Господь!.. —
И тут
я покорилася,
Я в ноги поклонилася:
— Будь жалостлив, будь добр!
Вели без поругания
Честному погребению
Ребеночка предать!
Я мать ему!.. — Упросишь ли?
В груди у них нет душеньки,
В глазах у них нет совести,
На шее — нет креста!
«Уйди!..» — вдруг закричала
я,
Увидела
я дедушку:
В очках, с раскрытой книгою
Стоял он перед гробиком,
Над Демою читал.
Я старика столетнего
Звала клейменым, каторжным.
Гневна, грозна, кричала
я:
«Уйди! убил
ты Демушку!
Будь проклят
ты… уйди...
Уходилась
я,
Тут дедко подошел:
— Зимой
тебе, Матренушка,
Я жизнь свою рассказывал.
Гляжу: могилка прибрана,
На деревянном крестике
Складная золоченая
Икона. Перед ней
Я старца распростертого
Увидела. «Савельюшка!
Откуда
ты взялся...
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу!
Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь
ты его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Я пошла на речку быструю,
Избрала
я место тихое
У ракитова куста.
Села
я на серый камушек,
Подперла рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко
я звала родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь любимую…
Понапрасну
я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
Громко кликала
я матушку.
Отзывались ветры буйные,
Откликались горы дальние,
А родная не пришла!
День денна моя печальница,
В ночь — ночная богомолица!
Никогда
тебя, желанная,
Не увижу
я теперь!
Ты ушла в бесповоротную,
Незнакомую дороженьку,
Куда ветер не доносится,
Не дорыскивает зверь…
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник просыпается?»
— Не знаю.
Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(Дала ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый есть швейцар. —
«А где он? как назвать его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела
я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Теперь дворец начальника
С балконом, с башней, с лестницей,
Ковром богатым устланной,
Весь стал передо
мной.
На окна поглядела
я:
Завешаны. «В котором-то
Твоя опочиваленка?
Ты сладко ль спишь, желанный мой,
Какие видишь сны?..»
Сторонкой, не по коврику,
Прокралась
я в швейцарскую.
Опять
я испугалася,
Макара Федосеича
Я не узнала: выбрился,
Надел ливрею шитую,
Взял в руки булаву,
Как не бывало лысины.
Смеется: — Что
ты вздрогнула? —
«Устала
я, родной...
«Скучаешь, видно, дяденька?»
— Нет, тут статья особая,
Не скука тут — война!
И сам, и люди вечером
Уйдут, а к Федосеичу
В каморку враг: поборемся!
Борюсь
я десять лет.
Как выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки как накуришься,
Как эта печь накалится
Да свечка нагорит —
Так тут устой… —
Я вспомнила
Про богатырство дедово:
«
Ты, дядюшка, — сказала
я, —
Должно быть, богатырь».
«Бабенка, а умней
тебя! —
Помещик вдруг осклабился
И начал хохотать. —
Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха!
Дурак! дурак! дурак!
Придумали: господский срок!
Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха!
Господский срок — вся жизнь раба!
Забыли, что ли, вы:
Я Божиею милостью,
И древней царской грамотой,
И родом и заслугами
Над вами господин...
—
Я не сержусь на глупого,
Я сам над ним смеюсь!»
«Какой
ты добрый!» — молвила
Сноха черноволосая
И старика погладила
По белой голове.
Должно быть, раздобылся
тыКурьерской подорожною!..»
Чуть раз не прыснул
я.
Стану
я руки убийством марать,
Нет, не
тебе умирать!»
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине ее укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул,
Голову в петлю — и ноги спустил!..
Барин в овраге всю ночь пролежал,
Стонами птиц и волков отгоняя,
Утром охотник его увидал.
Барин вернулся домой, причитая:
— Грешен
я, грешен! Казните
меня! —
Будешь
ты, барин, холопа примерного,
Якова верного,
Помнить до судного дня!
Его послушать надо бы,
Однако вахлаки
Так обозлились, не дали
Игнатью слова вымолвить,
Особенно Клим Яковлев
Куражился: «Дурак же
ты!..»
— А
ты бы прежде выслушал… —
«Дурак же
ты…»
— И все-то вы,
Я вижу, дураки!
Недаром порывается
В Москву, в новорситет!»
А Влас его поглаживал:
«Дай Бог
тебе и серебра,
И золотца, дай умную,
Здоровую жену!»
— Не надо
мне ни серебра,
Ни золота, а дай Господь,
Чтоб землякам моим
И каждому крестьянину
Жилось вольготно-весело
На всей святой Руси!
В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено
тебе много страдать,
Но
ты не погибнешь,
я знаю.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он
мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)
Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они едят, а
я не ем? Отчего же
я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и
я?
Осип. Послушай, малый:
ты,
я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.