Неточные совпадения
Да не один сахар,
матушка, все
стало дорогим-дорогохонько, ни к чему нет приступу…
— Так за чем дело
стало? — молвил Марко Данилыч. — Отпишите
матушке, отвела бы местечко поближе к себе, а я на том месте домик выстрою Дунюшке… До осени поспеем и построить, и всем приукрасить его.
— Этого,
матушка, нельзя, — возразил Смолокуров. — Ведь у вас ни говядинки, ни курочки не полагается, а на рыбе на одной Дунюшку держать я не
стану. Она ведь мирская, иночества ей на себя не вздевать — зачем же отвыкать ей от мясного? В положенные дни пущай ее мясное кушает на здоровье… Как это у вас? Дозволяется?
Да ваша дочка ина
статья —
матушка Манефа разрешит ей на всеядение…
— Здравствуй, Зиновий Алексеич!.. Вот где Господь привел свидеться! — радостным голосом говорил Марко Данилыч. — Татьяна Андревна, здравствуйте, сударыня! Давненько с вами не видались… Барышни, Лизавета Зиновьевна, Наталья Зиновьевна!.. Выросли-то как!.. Господи!.. Да какие
стали раскрасавицы!.. Дуня, а Дуня! Подь скорее, примай подружек, привечай барышен-то… Дарья Сергевна, пожалуйте-ка сюда,
матушка!
Еще годов не выходило Лизавете Зиновьевне, как
матушки да тетушки мало-мальски заметных по купечеству женихов
стали намекать насчет сватовства, но Татьяна Андревна речи их поворачивала на шутку.
—
Стало, все и будет по-хорошему, — молвил Марко Данилыч. — На Бога,
матушка, поло́жишься, так не обложишься. Господь-от ведь все к лучшему строит,
стало быть, плакать да убиваться вам тут еще нечего. Может, еще лучше будет вам.
— Головушку с плеч снесла
матушке! — со слезами
стала говорить Таифа.
—
Стало быть,
матушка Манефа теперь успокоилась? Не убивается, как давеча говорила мать Таифа? — мало погодя, спросил Самоквасов.
— Как же это не убиваться, сударь ты мой, как ей не убиваться? — отвечала Таисея. — Ведь ославилась обитель-то. То вдова сбежит, то девку выкрадут!.. Конечно, все это было, когда
матушка в отлучке находилась, да ведь
станут ли о том рассуждать?.. Оченно убивает это
матушку Манефу. А тут еще и Фленушка-то у нее.
— Здесь,
матушка, не корчемница,
станете кушать в дому у меня, — ответил на то Марко Данилыч.
— Поскорей бы наша-то
матушка приезжала… — подгорюнясь и печально вздыхая, молвила Ираида. — Ну как вдруг да без ее бытности накатит незваный гость… Что без нее я
стану делать?..
— Ох,
матушка,
матушка! Что мне воля? На что мне власть? — вскликнула Фленушка. — Что за жизнь без тебя? Нищей ли
стану, игуменьей ли, не все ль мне одно? Без тебя мне и жизнь не в жизнь… Помрешь, и я не замедлю.
— Где же вам помнить,
матушка, — весело, радушно и почтительно говорил Марко Данилыч. — Вас и на свете тогда еще не было… Сам-от я невеличек еще был, как на волю-то мы выходили, а вот уж какой старый
стал… Дарья Сергевна, да что же это вы, сударыня, сложа руки стоите?.. Что дорогую гостью не потчуете? Чайку бы, что ли, собрали!
Близко к полночи. Божьи люди
стали петь духовные песни. Церковный канон пятидесятницы пропели со стихирами, с седальнами, с тропарями и кондаками. Тут отличился дьякон — гремел на всю сионскую горницу. Потом
стали петь псáльмы и духовные стихи. Не удивилась им Дуня — это те же самые псáльмы, те же духовные стихи, что слыхала она в комаровском скиту в келарне добродушной матери Виринеи, а иногда и в келье самой
матушки Манефы.
— Ладно, потолкуем с Васильем Фадеевым, — сказал Патап Максимыч, — а работникам, наперед говорю вам, не дам своевольничать. Нá этот счет у меня ухо держи востро, терпеть не могу потачек да поблажек. Будьте,
матушка, спокойны, вздорить у меня не
станут, управлюсь. Поговоря с приказчиком, деньги кому следует отдам, а ежели кто забунтует, усмирю. В городу-то у вас начальство тоже ведь, чай, есть?
Стану кланяться
матушке Манефе, призрела бы меня, одинокую, поклонюсь до земли и матери Филагрии, не оставила бы меня Христа ради, дала бы кров и пищу.
Неточные совпадения
Митрофан. Лишь
стану засыпать, то и вижу, будто ты,
матушка, изволишь бить батюшку.
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его, мять…»] И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И
стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами,
матушка»… И я проснулась…
— Страм, страм,
матушка! просто страм! Ну что вы это говорите, подумайте сами! Кто же
станет покупать их? Ну какое употребление он может из них сделать?
«Не влюблена ль она?» — «В кого же? // Буянов сватался: отказ. // Ивану Петушкову — тоже. // Гусар Пыхтин гостил у нас; // Уж как он Танею прельщался, // Как мелким бесом рассыпался! // Я думала: пойдет авось; // Куда! и снова дело врозь». — // «Что ж,
матушка? за чем же
стало? // В Москву, на ярманку невест! // Там, слышно, много праздных мест» — // «Ох, мой отец! доходу мало». — // «Довольно для одной зимы, // Не то уж дам хоть я взаймы».
Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее
стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости, объявил, что, по просьбе
матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.