Неточные совпадения
— Надо ему приехать, надо, Сергевнушка, — тоже ведь заговенье, —
с усмешкой сказала Ольга Панфиловна, лукаво прищурив быстро бегавшие глазки. — До кого ни доведись, всяк к заговенью к своей хозяюшке торопится. А ты хоть и не заправская, а тоже хозяйка.
— Что?.. Небось теперь присмирели? —
с усмешкой сказал он. — Обождите-ка до вечера, узнаете тогда, как бунты в караване заводить! Земля-то ведь здесь не бессудная — хозяин управу найдет. Со Смолокуровым вашему брату тягаться не рука, он не то что
с водяным,
с самим губернатором он водит хлеб-соль. Его на вас, голопятых, начальство не сменяет…
— Не приходится!.. Эко ты слово молвил, —
с досадной
усмешкой сказал Смолокуров. — По всей Волге, по всей, можно
сказать, России всякому известно, что рыбному делу ты здесь голова. На всех пошлюсь, — прибавил он, обводя глазами собеседников. — Соврать не дадут.
Марко Данилыч только головой мотнул. Помолчавши немного,
с усмешкой сказал он...
— Вы, Онисим Самойлыч, должно быть, так о себе представляете, что почта из Питера только для вас одних ходит, — лукаво прищурив глаза,
с язвительной
усмешкой сказал Веденеев.
— Ой ли? —
с усмешкой сказал Смолокуров. — Дмитрий Петрович! А Дмитрий Петрович!
— Ладно, ладно, —
с лукавой
усмешкой трепля по плечу Зиновья Алексеича,
сказал Марко Данилыч. — Так совсем чужой?
— А все-таки Меркулов-от настоящие цены открыл, и спасибо ему за то, —
с усмешкой глядя в упор на Орошина,
сказал маленький, тщедушный старичок Лебякин, один из самых первых покупателей. — Теперича, примерно
сказать, уж нельзя будет хоть вашей милости, Онисим Самойлыч, оченно-то высоко заламывать, потому что прямые цены уж известны.
— Марко Данилыч завсегда говорит, будто я много его богаче, —
с усмешкой сказал Онисим Самойлыч. — Хоша это и несправедливо, да уж пущай сегодня будет по его. Уступаю… Пущай наперед меня пишет.
— Подписывайтесь, —
с легкой
усмешкой сказал ему Белянкин. — После сделаем разверстку.
— Много у него их. И сам, пожалуй, не перечтет, сколько их у него перебывало, —
с легкой
усмешкой сказал Колышкин. — А нáбольшая одна… И красавица же!.. Мало таких на свете видано.
— Помню. Это было чуть ли не накануне того дня, как в Комаров вы поехали, к матери Филагрии, что ли, —
с усмешкой сказала Аграфена Петровна.
— Разводи бобы-то! Точно я двухлетний ребенок, ничего не вижу, ничего не понимаю, —
с усмешкой сказала Аграфена Петровна. — Лучше вот что
скажи — неужто у тебя еще не вышли из памяти Луповицы, неужели в самом деле обрекла ты себя на девичество?
— Что, распевало? Аль ежовски посиделки отрыгаются?.. —
с усмешкой спросил у него осиповский тысячник. — Или тебя уж очень сокрушила Лизка скорохватовская? Целу, слышь, ночь у тебя
с ней были шолты́-болты́. Шутка
сказать, на десять целковых прокормил да пропоил у этой паскуды Акулины! Станешь так широко мотать, не хватит тебе, дурова голова, и миллиона. Акульке радость — во всю, чать, зиму столько ей не выручить, сколько ты ей переплатил.
С похмелья, что ли, хворается?..
— Эх ты! —
с усмешкой сказал ему Илья в ответ. — Сам ходит вокруг клада, каждый день видит его, а ему и невдомек, про какой клад ему сказывают.
— Да ты, видно, с неба свалился, —
сказал с усмешкой черный детина, — что никогда опричников не видал? И подлинно с неба свалился! Черт его знает, откуда выскочил, провалиться бы тебе сквозь землю!