Неточные совпадения
Другая на месте Макрины тотчас бы возрадовалась, но ловкая уставщица бровью даже не
повела. Напротив, приняла озабоченный вид и медленно, покачивая
головой, промолвила...
Затем, надев чистую сорочку и напоив девушку липовым цветом с малиной, укутала ее с ног до
головы и
велела тотчас глаза закрыть. Сама, не раздеваясь, возле Дуниной кровати прилегла на диване.
Наперед
повестил Василий Фадеев всех, кто не знавал еще Марка Данилыча, что у него на глазах горло зря распускать не годится и, пока не
велит он го́ловы крыть, стой без шапок, потому что любит почет и блюдет порядок во всем.
— Ох, чадо, чадо! Что мне с тобой делать-то? — вздохнул беглый поп, покачивая
головой и умильно глядя на Федора Меркулыча. — Началить тебя — не послушаешь, усовестить — ухом не
поведешь, от Писания святых отец сказать тебе — слушать не захочешь, плюнешь да прочь пойдешь… Что мне с тобой делать-то, старче Божий?
Так говорил едва слышно Марко Данилыч, а Доронин слушал его и молчал. И тут впало ему в
голову: «С чего это он так торопится и ни с кем про тюленя говорить не
велит? Уж нет ли тут какого подвоха?»
— А ты не вдруг… Лучше помаленьку, — грубо ответил Корней. — Ты, умная
голова, то разумей, что я Корней и что на всякий спех у меня свой смех. А ты бы вот меня к себе в дом
повел, да хорошеньку фатеру отвел, да чайком бы угостил, да винца бы поднес, а потом бы уж и спрашивал, по какому делу, откуда и от кого я прибыл к тебе.
Покачал только седой
головой, медленно вышел из избы и
велел сыновьям лошадей закладывать.
За ней две старицы под руки
ведут с ног до
головы укрытую Софию.
От Дорониных
вести про Петра Степаныча дошли и до Марка Данилыча. Он только
головой покачал, а потом на другой аль на третий день — как-то к слову пришлось, рассказал обо всем Дарье Сергевне. Когда говорил он, Дуня в смежной комнате сидела, а дверь была не притворена. От слова до́ слова слышала она, что отец рассказывал.
— В Самару на житье переехал, — ответил Сергей Андреич. — Дела
ведет на широкую руку — теперь у него четыре либо пять пароходов, да, опричь того, салотопенный завод. Баранов в степи закупает, режет их в Самаре и сало вытапливает. По первой гильдии торгует, того и жди, что в городские
головы попадет.
— Вот! Одной рукой людей от телесной смерти спасают, а другой
ведут их в вечную смерть, в адскую погибель, — вздохнув и поникнув седой
головой, сказал отец Прохор. — Доколе, Господи, терпишь ты им?
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на голову цветы, и при этом так и этак
поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив себя по лядвее рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
Неточные совпадения
Велел родимый батюшка, // Благословила матушка, // Поставили родители // К дубовому столу, // С краями чары налили: // «Бери поднос, гостей-чужан // С поклоном обноси!» // Впервой я поклонилася — // Вздрогну́ли ноги резвые; // Второй я поклонилася — // Поблекло бело личико; // Я в третий поклонилася, // И волюшка скатилася // С девичьей
головы…
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная
весть об упразднении градоначальниковой
головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо
головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Голова разевала рот и
поводила глазами; мало того: она громко и совершенно отчетливо произнесла: «Разорю!»
— Чем я неприлично
вела себя? — громко сказала она, быстро поворачивая к нему
голову и глядя ему прямо в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то весельем, а с решительным видом, под которым она с трудом скрывала испытываемый страх.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо,
велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить
голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.