Неточные совпадения
На соборной колокольне полно́чь пробило, пробило час,
два… Дуня
не спит… Сжавшись под одеялом, лежит она недвижи́мо, боясь потревожить чуткий сон заботливой Дарьи Сергевны… Вспоминает, что видела в тот день. В первый
раз еще на пароходе она ехала, в первый
раз и ярманку увидала. Виденное
и слышанное одно за другим оживает в ее памяти.
Сыскались охотники, восемь
раз Моргун
не свалился,
два раза кадка свалилась под ним,
и повалился он плашмя,
не выпустив кадки из ног.
Промысел его
не из важных был; в дырявых лаптях, в рваной рубахе, с лямкой на груди каждое лето он
раза по
два и по три грузными шагами мерил неровный глинистый бечевник Волги от Саратова до Старого Макарья али до Рыбной.
Бурлачил, в коренных ходил
и в добавочных,
раза два кашеваром был, но та должность ему
не по нраву пришлась: недоваришь — от своей братьи на орехи достанется, переваришь — хуже того; недосолишь —
не беда, только поругают; пересолил, ременного масла беспременно отведаешь.
— С Дрябиными
раза два говаривал, очень жалеют,
и, по ихним словам, невозможно беды отвести. Милостыней обещались
не покинуть вас, матушка… — сказал Петр Степаныч.
Без малого полгода чуть
не каждую неделю, а в иную
и по
два раза надо было поить мир-народ сначала деревни Сосновки, а потом чуть
не целой волости.
Распаляем бесами, искони века сего прю со иноки ведущими
и на мирские сласти их подвигающими, старец сей, предоставляя приказчикам
и доводчикам на крестьянских свадьбах взимать убрусные алтыны, выводные куницы
и хлебы с калачами, иные пошлины с баб
и с девок сбирал, за что в пятнадцать лет правления в
два раза по жалобным челобитьям крестьян получал от троицкого архимандрита с братиею памяти с душеполезным увещанием, о еже бы сократил страсти своя
и провождал жизнь в трудах, в посте
и молитве
и никакого бы дурна на соблазн православных чинить
не отваживался…
Андрей Александрыч, опричь хозяйства, знать ничего
не хочет, жена у него домоседка,
и целый год, может быть,
раза два либо три к самым близким соседям выедет.
Кругом выведена высокая, толстая стена с огромными башнями
и бойницами,
не раз защищавшая обитель от бунтовавшей мордвы
и других иностранцев, что, прельщаясь слухами о несметных будто монастырских богатствах, вооруженными толпами подступали к обители
и недели по
две держали ее в осаде.
— Каждая по-своему распорядилась, — отвечал Патап Максимыч. — Сестрица моя любезная три дома в городу-то построила, ни одного
не трогает, ни ломать, ни продавать
не хочет. Ловкая старица. Много такого знает, чего никто
не знает. Из Питера да из Москвы в месяц
раза по
два к ней письма приходят. Есть у нее что-нибудь на уме, коли
не продает строенья. А покупатели есть, выгодные цены дают, а она
и слышать
не хочет. Что-нибудь смекает. Она ведь лишнего шага
не ступит, лишнего слова
не скажет. Хитрая!
Больше всех хочется Дуне узнать, что такое «духовный супруг». Вот уж год почти миновал, как она в первый
раз услыхала о нем, но до сих пор никто еще
не объяснил ей, что это такое. Доходили до Луповиц неясные слухи, будто «араратский царь Максим», кроме прежней жены, взял себе другую, духовную, а последователям велел брать по
две и по три духовные жены. Егор Сергеич все знает об этом, он расскажет, он разъяснит. Николай Александрыч
и семейные его мало верили кавказским чудесам.
— Чубалов, Герасим Силыч, — ответила Дарья Сергевна. — В деревне Сосновке он живет. Прежде частенько бывал у Марка Данилыча,
и обедывал,
и ночевывал, а иной
раз и по
два и по три дня у него гостил. Да вот уж с год, как ни
разу не бывал. Болтал Василий Фадеев, что какие-то у него расчеты были с покойником,
и Герасим Силыч остался им недоволен. А другое дело, может, все это
и вздор. Ведь Фадеев что ни слово, то соврет.
С тех пор Петр Степаныч каждый день, а иногда
и по
два раза заходил к Колышкину узнавать, нет ли каких вестей про Патапа Максимыча
и про Аграфену Петровну, но про Дуню Смолокурову даже
не заикался.
—
Два раза виделась я с ним у Колышкиных, — сказала Аграфена Петровна. — Как за Волгу отсюда ехали да вот теперь, сюда едучи. С дядей он покончил, двести тысяч чистоганом с него выправил, в Казани жить
не хочет, а в Нижнем присматривает домик
и думает тут на хозяйство сесть.
Я теперь сиротинушка, хозяин свой, и душа-то моя своя, не чужая, не продавал ее никому, как иная, что память свою загасила, а сердце не покупать стать, даром отдам, да, видно, дело оно наживное!» Я засмеялась; и
не раз и не два говорил — целый месяц в усадьбе живет, бросил товары, своих отпустил, один-одинешенек.
Неточные совпадения
Через полтора или
два месяца
не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний
раз звякнул удар топора, а река
не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала
и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
Несколько
раз обручаемые хотели догадаться, что надо сделать,
и каждый
раз ошибались,
и священник шопотом поправлял их. Наконец, сделав, что нужно было, перекрестив их кольцами, он опять передал Кити большое, а Левину маленькое; опять они запутались
и два раза передавали кольцо из руки в руку,
и всё-таки выходило
не то, что требовалось.
Если бы было плохо, он
не купил бы по ста пяти рублей землю,
не женил бы трех сыновей
и племянника,
не построился бы
два раза после пожаров,
и всё лучше
и лучше.
Не слыхала ли она его слов или
не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась,
два раза стукнув ножкой,
и поспешно покатилась прочь от него. Она подкатилась к М-llе Linon, что-то сказала ей
и направилась к домику, где дамы снимали коньки.
Левин презрительно улыбнулся. «Знаю, — подумал он, — эту манеру
не одного его, но
и всех городских жителей, которые, побывав
раза два в десять лет в деревне
и заметив два-три слова деревенские, употребляют их кстати
и некстати, твердо уверенные, что они уже всё знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит слова, а сам ничего
не понимает».