Неточные совпадения
На крайней барже у самой кормы сидел на рогожке плечистый рабочий. Лапоть он плел, а рядом с ним сидел грамотный подросток Софронко, держа стрепанный клочок какой-то книжки. С трудом разбирая слова, читал он вслух про
святые места да про Афонскую гору. Разлегшись по палубе, широ́ко раскинувши
ноги и подпирая ладонями бороды, с десяток бурлаков жарили спины на солнопеке и прислушивались
к чтению Софронки.
Придет опять весенняя бескормица, и они густыми толпами повалят
к тому же хозяину, слезно станут просить и молить о работе, в
ногах будут у него валяться и всеми
святыми себя заклинать, что и тихи-то они, и смирны-то, и безответны, а пришла новая осень — сиволапый уж барином глядит, и лучше не подступайся
к нему.
Неточные совпадения
Не вытерпел атаман Мосий Шило, истоптал
ногами святой закон, скверною чалмой обвил грешную голову, вошел в доверенность
к паше, стал ключником на корабле и старшим над всеми невольниками.
Это будет час мой, и я бы не желал, чтобы нас мог прервать в такую
святую минуту первый вошедший, первый наглец, и нередко такой наглец, — нагнулся он вдруг
к князю со странным, таинственным и почти испуганным шепотом, — такой наглец, который не стоит каблука… с
ноги вашей, возлюбленный князь!
— Сидишь, вышиваешь, золото в глазах рябит, а от утреннего стояния так вот спину и ломит, и
ноги ломит. А вечером опять служба. Постучишься
к матушке в келию: «Молитвами
святых отец наших господи помилуй нас». А матушка из келий так баском ответит: «Аминь».
— Кандидатов слишком довольно. На каждое место десять — двадцать человек, друг у дружки так и рвут. И чем больше нужды, тем труднее: нынче и
к месту-то пристроиться легче тому, у кого особенной нужды нет. Доверия больше, коли человек не жмется, вольной
ногой в квартиру
к нанимателю входит. Одёжа нужна хорошая, вид откровенный. А коли этого нет, так хошь сто лет грани мостовую — ничего не получишь. Нет, ежели у кого родители есть — самое
святое дело под крылышком у них смирно сидеть.
Чувство божественного смиренья и кротости в лице Пречистой Матери, склонившейся над младенцем, глубокий разум в очах Божественного Младенца, как будто уже что-то прозревающих вдали, торжественное молчанье пораженных божественным чудом царей, повергнувшихся
к ногам его, и, наконец,
святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, — всё это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое.