Неточные совпадения
— Еще ничего, — отвечала Марья Ивановна. — Сионскую
горницу сделали, не очень велика, однако
человек на двадцать будет. Место в Фатьянке хорошее — уютно, укромно, от селенья не близко, соседей помещиков нет, заборы поставила я полторы сажени вышиной. Шесть изб возле дома также поставила, двадцать пять душ перевела из Талызина. Все «наши».
— Когда корабль соберется, когда властью и велением духа будут собраны
люди Божьи во едино место в сионскую
горницу, — ответила Варенька, — если будет на то воля Божия, и тебя допустят посмотреть и послушать, хоть ты пока еще и язычница… Кто знает? Может быть, даже слово будет к тебе. Редко, а это иногда бывает.
И через час Пахом на рыженькой кобылке ехал уж возвещать Божьим
людям радость великую — собирались бы они в Луповицы в сионскую
горницу, собирались бы со страхом и трепетом поработать в тайне Господу, узреть свет правды его, приять духа небесного, исповедать веру истинную, проникнуть в тайну сокровенную, поклониться духом Господу и воспеть духу и агнцу песню новую.
Это — сокровенная сионская
горница. Тут бывают раденья Божьих
людей. Рядом вдоль всей
горницы коридор, а по другую его сторону семь небольших комнат, каждая в одно окно, без дверей из одной в другую. Во время о́но в те комнаты уединялись генеральские собутыльники с девками да молодками, а теперь
люди Божьи, готовясь к раденью, облачаются тут в «белые ризы». Пред сионской
горницей были еще комнаты, уставленные старой мебелью, они тоже бывали назаперти. Во всем нижнем этаже пахло сыростью и затхлостью.
Только что смерклось, в комнату, что перед сионской
горницей, стали собираться
люди Божьи.
Растворились наконец двери, и Божьи
люди один за другим вошли в ярко освещенную сионскую
горницу.
Так и здесь, в сионской
горнице, она невидимо на круг Божьих
людей изливается.
Близко к полночи. Божьи
люди стали петь духовные песни. Церковный канон пятидесятницы пропели со стихирами, с седальнами, с тропарями и кондаками. Тут отличился дьякон — гремел на всю сионскую
горницу. Потом стали петь псáльмы и духовные стихи. Не удивилась им Дуня — это те же самые псáльмы, те же духовные стихи, что слыхала она в комаровском скиту в келарне добродушной матери Виринеи, а иногда и в келье самой матушки Манефы.
На колокольне сельской церкви ударило двенадцать. Донеслись колокольные звуки и в сионскую
горницу. Божьи
люди запели церковную песнь «Се жених грядет в полунощи», а потом новую псáльму, тоже по скитам знакомую Дуне. Хоть и не слово в слово, а та же самая псáльма, что скитская.
Только что кончили эту псáльму, по знаку Николая Александрыча все вскочили с мест и бросились на средину сионской
горницы под изображение святого духа. Прибежал туда и блаженный Софронушка. Подняв руки кверху и взирая на святое изображение, жалобным, заунывным напевом Божьи
люди запели главную свою песню, что зовется ими «молитвой Господней».
Вдруг песня оборвáлась. Перестали прыгать и все молча расселись — мужчины по одну сторону
горницы, женщины по другую. Никто ни слова, лишь тяжелые вздохи утомившихся Божьих
людей были слышны. Но никто еще из них не достиг исступленного восторга.
Вышел блаженный на середину сионской
горницы и во все стороны стал платком махать. Потом, ломаясь и кривляясь, с хохотом и визгом понес бессмысленную чепуху. Но
люди Божьи слушали его с благоговеньем.
Под эти слова воротились
люди Божии. Они были уже в обычной одежде. Затушив свечи, все вышли. Николай Александрыч запер сионскую
горницу и положил ключ в карман. Прошли несколько комнат в нижнем этаже… Глядь, уж утро, летнее солнце поднялось высоко… Пахнуло свежестью в растворенные окна большой комнаты, где был накрыт стол. На нем были расставлены разные яства: уха, ботвинья с осетриной, караси из барских прудов, сотовый мед, варенье, конфеты, свежие плоды и ягоды. Кипел самовар.
Смеркалось, собрались Божьи
люди перед входом в сионскую
горницу. Когда Николай Александрыч, осветив ее, отворил двери, прежде всех вошли Дуня с Марьей Ивановной, Варенькой и Катенькой, а за ней Василисушка с Варварой Петровной, с Матренушкой и еще с одной богаделенной старушкой. Из сионской
горницы они тотчáс пошли в коридор. Там в одной комнате Дуню стали одевать в «белые ризы», в другой Василисушку.
Когда другие Божьи
люди облеклись в «белые ризы», они пошли друг за другом в сионскую
горницу, а Дуня и Василисушка остались в полном уединенье.
Когда все стихло и улеглось, Божьи
люди неслышными стопами, обычным порядком пошли в сионскую
горницу.
Применяясь к
людям «малого ведения», а таких больше всего было в сионской
горнице, Николай Александрыч обратился к каптенармусу Устюгову...
А песня, грустная, печальная песня громче и громче поется в сионской
горнице. Ножной топот, исступленные визги и дикие, неистовые крики раздаются по ней. Поют Божьи
люди...
Ты много
людей видала в сионской
горнице, а у многих ли из них есть духовно отверстые уши, чтобы понять «сокровенную тайну»?
Призадумалась Дуня. Хотя и решилась она оставить общество
людей Божьих, но любопытство сильно подстрекало ее. Согласилась быть в сионской
горнице и говорить с араратским гостем, но отказалась радеть и пророчествовать, сказала, что будет одета в обычное платье, а «белых риз» ни за что на свете не наденет и сядет не впереди, а у входной двери. Дозволяется же ведь это больным и недужным.
Слышит Дуня — смолкли песни в сионской
горнице. Слышит — по обеим сторонам кладовой раздаются неясные голоса, с одной — мужские, с другой — женские. Это Божьи
люди в одевальных комнатах снимают «белые ризы» и одеваются в обычную одежду. Еще прошло несколько времени, голоса стихли, послышался топот, с каждой минутой слышался он тише и тише. К ужину, значит, пошли. Ждет Дуня. Замирает у ней сердце — вот он скоро придет, вот она узнает тайну, что так сильно раздражает ее любопытство.
— Прежде чем с тобой беседовать, должна ты исполнить святой обряд, установленный в корабле
людей Божьих. После каждого собранья даются там друг другу серафимские лобзанья. Ты прежде лобзаний ушла из сионской
горницы, а без них мне нельзя говорить.
Облилась Дуня слезами при этих словах давнего верного друга. Сознавала она правду в речах Груни и не могла ничего возразить. В глубокую думу погрузилась она и через несколько минут, надрываясь от горя, кинулась на постель Аграфены Петровны и, спрятав лицо в подушки, не своим как будто голосом стала отрывисто вскрикивать. Если б эти рыданья, эти сердечные вопли случились в сионской
горнице, собор Божьих
людей возопил бы: «Накатил! Накатил!» Хлыстовские душевные движенья оставались еще в Дуне. Причитала она...
Было уж поздно, наступала полночь, яркими мерцающими звездами было усеяно темно-синее небо. Простившись с Груней, Патап Максимыч из душных
горниц пошел на улицу подышать свежим воздухом. Видит — возле дома Ивана Григорьевича сидит
человек на завалинке. Высоко он держит голову и глядит на небесные светочи. Поближе подошел к нему Патап Максимыч и узнал Самоквасова.
Неточные совпадения
Когда писарь вошел в поповскую
горницу, там сидел у стола, схватившись за голову, Галактион. Против него сидели о. Макар и Ермилыч и молча смотрели на него. Завидев писаря, Ермилыч молча показал глазами на гостя: дескать,
человек не в себе.
Даже на неприхотливый взгляд Михея Зотыча
горницы были малы для такого
человека, как Тарас Семеныч.
— Другие и пусть живут по-другому, а нам и так ладно. Кому надо, так и моих маленьких
горниц не обегают. Нет, ничего, хорошие
люди не брезгуют… Много у нас в Заполье этих других-то развелось. Модники… Смотреть-то на них тошно, Михей Зотыч. А все через баб… Испотачили бабешек, вот и мутят: подавай им все по-модному.
Дяди мои поместились в отдельной столовой, из которой, кроме двери в залу, был ход через общую, или проходную, комнату в большую столярную; прежде это была
горница, в которой у покойного дедушки Зубина помещалась канцелярия, а теперь в ней жил и работал столяр Михей, муж нашей няньки Агафьи, очень сердитый и грубый
человек.
— Как возможно-с теперь мне к Аграфене Яковлевне с разговором каким идти! — сказал Иван, плутовато поднимая и опуская глаза. — В
горнице только позвольте мне служить; я к работе
человек непривычный.