А по вечерам, особливо под праздники, сходятся они в келью, котора попросторней, и там сначала
божественные книги читают, а потом зачнут петь свои фармазонские песни.
Неточные совпадения
Семь лет Дуне минуло — срок «вдавати отрочат в поучение чести
книг божественного писания». Справив канон, помолясь пророку Науму да бессребреникам Кузьме и Демьяну, Марко Данилыч подал дочке азбуку в золотом переплете и точеную костяную указку с фольговыми завитушками, а затем сам стал показывать ей буквы, заставляя говорить за собой: «аз, буки, веди, глаголь…»
Да, пожалуй, по середам да пятницам скоромничать вздумает, — так разве это в христианском дому можно?» Зато стал покупать дочерям
книги не только
божественные, но и мирские.
— Стало быть,
книги божественные? — простодушно спросила Дуня.
— На ловца, значит, зверь бежит, — молвил Марко Данилыч. — А какие книги-то…
Божественные одни, аль есть и мирские?
Чтение мистических
книг, купленных у Чубалова, и ежечасные беседы с Марьей Ивановной, когда весной гостила она у Смолокуровых, довели до такой восторженности Дуню, что она вероученье хлыстов стала принимать за слова
Божественной истины.
Полюбились ей мирские
книги, и стала она скучать
Божественными.
И глаз не запускает за корсет, и лицо бесчувственное, и
божественные книги дает читать, — кажется, довольно бы.
Помню, раз в монастырской книжной лавке Оптиной пустыни, я присутствовал при выборе старым мужиком
божественных книг для своего грамотного внука. Монах подсовывал ему описание мощей, праздников, явлений икон, псалтырь и т. п. Я спросил старика, есть ли у него Евангелие? Нет. «Дайте ему русское Евангелие», — сказал я монаху. «Это им нейдет», — сказал мне монах.
Старец Варфоломей читал неизвестному человеку какие-то
божественные книги, называл попов еретиками и говорил про крещение, что еретическое крещение не есть крещение, а паче осквернение, и так далее, и так далее.
И вот я заснул: отлично помню эту ночь — 29 ноября, я проснулся от грохота в двери. Минут пять спустя я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с
божественных книг оперативной хирургии. Я слышал скрип полозьев во дворе: уши мои стали необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа, чем поперечное положение младенца: привезли ко мне в Никольский пункт-больницу в одиннадцать часов ночи девочку. Сиделка глухо сказала:
Неточные совпадения
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «
Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми
книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Творчество и объективация” и
книга “Экзистенциальная диалектика
божественного и человеческого”.
Более всего я размышлял о смерти и бессмертии, и это вошло существенной частью в мою последнюю
книгу «Диалектика
божественного и человеческого».
Если, с одной стороны, русская народная религиозность связывала
божественный и природный мир, то, с другой стороны, апокрифы,
книги, имевшие огромное влияние, говорили о грядущем приходе Мессии.
Эта незыблемая, непоколебимая вера в то, что истина дана в мистическом восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься, не имея под собой твердыни
божественного, не имея благодатной помощи, будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой
книги.