Она все еще надеялась, что в английском порте, где должны будут остановиться корабли, страстно любимый ею
русский богатырь, граф Алексей Григорьевич, непременно освободит ее.
Этим самым свойством она завладевает
русским богатырем, добродушным, доверчивым Садко-богатым гостем и употребляет это доверие на то, чтоб сначала обокрасть, а потом безжалостно лишить его жизни.
Вихров давно уже слыхал о Кнопове и даже видел его несколько раз в клубе: это был громаднейший мужчина, великий зубоскал, рассказчик, и принадлежал к тем
русским богатырям, которые гнут кочерги, разгибают подковы, могут съесть за раз три обеда: постный, скоромный и рыбный, что и делают они обыкновенно на первой неделе в клубах, могут выпить вина сколько угодно.
Этому новому нашему сопутнику, оказавшемуся впоследствии чрезвычайно интересным человеком, по виду можно было дать с небольшим лет за пятьдесят; но он был в полном смысле слова богатырь, и притом типический, простодушный, добрый
русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А. К. Толстого.
На зеленой лужайке, где стояли экипажи, образовалась интересная группа: на траве, в тени экипажа, лежал, растянувшись во весь свой богатырский рост, дьякон Органов; в своем новеньком азяме, в красной кумачной рубахе с расстегнутым воротом и в желтых кожаных штанах, расшитых шелками, он выглядел настоящим
русским богатырем.
Неточные совпадения
— А потому терпели мы, // Что мы —
богатыри. // В том богатырство
русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не
богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а
богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит
богатырь!
То были раздольные, пространные, поемные, травянистые луга, со множеством небольших лужаек, озёрец, ручейков, заводей, заросших по концам ивняком и лозами, прямо
русские,
русским людом любимые места, подобные тем, куда езживали
богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых утиц.
— Может быть, — продолжал Вихров, — но все-таки наш идеал царя мне кажется лучше, чем был он на Западе: там, во всех их старых легендах, их кениг — непременно храбрейший витязь, который всех сильней, больше всех может выпить, съесть; у нас же, напротив, наш любимый князь — князь ласковый, к которому потому и сошлись все
богатыри земли
русской, — князь в совете мудрый, на суде правый.
И ходят ныне эти господа кабатчики, вроде Тулузова, по всей земле
русской, как
богатыри какие; все им прощается: бей, режь, жги, грабь…
Как старый сон, вспоминаю я князя Владимира, Антония, Феодосия,
богатырей русских — и жалко мне чего-то.