Неточные совпадения
От Разумовского Воронцов поехал прямо к государыне и донес ей с подробностью об исполнении порученного ему.
Императрица, выслушав, взглянула на Воронцова проницательно, подала
руку, которую он поцеловал с чувством преданности, и вымолвила с важностью...
Сказав все, что известно доселе об истинной Таракановой, обращаемся к ловкой авантюристке, называвшейся дочерью
императрицы Елизаветы и сделавшейся орудием в
руках пресловутого князя Карла Радзивила.
Один из документов (духовное завещание
императрицы Елизаветы Петровны) найден в бумагах принцессы в двух экземплярах: один переписан ее
рукой, а на другом, с которого, вероятно, она списывала копии, находится ее собственноручная надпись: «Testament d'Elisabeth, Princesse imperiale de toutes les Russies».
По достижению ею возраста, в котором можно будет ей принять в свои
руки бразды правления, она будет всенародно признана
императрицею всероссийскою, а герцог Петр Голштинский пожизненно сохранит титул императора, и если принцесса Елизавета, великая княжна всероссийская, выйдет замуж, то супруг ее не может пользоваться титулом императора ранее смерти Петра, герцога Голштинского.
Духовное завещание блаженной памяти
императрицы Елизаветы Петровны, составленное в пользу дочери ее, цело и находится в надежных
руках.
Впрочем, вскоре по арестовании ее, Орлов писал
императрице: «Я несколько сомнения имею на одного из наших вояжиров, а легко может быть, что я и ошибаюсь, только видел многие французские письма без подписи, и
рука мне знакомая быть кажется».
Впрочем, граф Алексей Григорьевич тотчас же донес об этом письме
императрице: «У нее есть и моей
руки письмо на немецком языке, — писал он, — только без подписания имени моего, что я постараюсь выйти из-под караула, а после могу спасти ее».
Получив известие, что «всклепавшая на себя имя» находится в
руках Грейга,
императрица 22 марта написала два рескрипта: один графу Алексею Орлову, другой князю Голицыну.
Забывая приказание
императрицы принять в отношении к пленнице меры строгости, добрый фельдмаршал, выйдя из Алексеевскою равелина, приказал опять допустить к ней Франциску фон-Мешеде, улучшить содержание пленницы, страже удалиться за двери и только смотреть, чтобы пленница не наложила на себя
рук.
Можно догадываться, что
императрица, хотя и поручившая князю Голицыну обратить особенное внимание, не принадлежит ли пленница к польской национальности, приказала ограничиться допросами одной самозванки, когда убедилась, что если отыскивать польскую
руку, выпустившую на политическую сцену мнимую дочь
императрицы Елизаветы Петровны, то придется привлечь к делу и Радзивилов, и Огинского, и Сангушко, и других польских магнатов, смирившихся пред нею и поладивших с королем Станиславом Августом.
Она говорила с таким горячим убеждением, с такою нежностью целовала
руки императрицы, что эта не могла отказать, велела подать себе чернилицу, перо и бумаги и написала приказ коменданту крепости — освободить из-под ареста трех вельмож, засаженных туда в день празднования известных родин козы.
Нельзя не отметить, что на полях подлинного указа
рукой императрицы против слова «она» везде написано «он». Видимо, государыня хотела этим показать, что считает Салтыкову недостойной называться женщиной.
Неточные совпадения
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею
рукою и, заплакав, упала к ногам
императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Пожал ему
руку и пошел догонять
императрицу, которую из окна увидел в саду.
В субботу юнкера сошлись на Покровке, у той церкви с короною на куполе, где венчалась
императрица Елизавета с Разумовским. Оттуда до Гороховой было
рукой подать.
И т. д. и т. д. Но Козлик был себе на уме и начал все чаще и чаще похаживать к своей тетушке, княжне Чепчеулидзевой-Уланбековой, несмотря на то что она жила где-то на Песках и питалась одною кашицей. Ma tante Чепчеулидзева была фрейлиной в 1778 году, но, по старости, до такой степени перезабыла русскую историю, что даже однажды, начитавшись анекдотов г. Семевского, уверяла, будто бы она еще маленькую носила на
руках блаженныя памяти
императрицу Елизавету Петровну.
Прежде всего кидался в глаза огромный портрет покойной
императрицы Марии Федоровны, когда-то из своих
рук возложившей на Аделаиду Ивановну, при выпуске ее из Смольного монастыря, шифр первой ученицы.