— Э! Перестань. Прежде смерти не умрешь! — сказала ей Фленушка. — Зубаст Патап Максимыч, да нас с тобой не съесть ему, а и захотел бы, так не по горлу придемся — подавится. Говорила тебе, хочешь в
шелковых сарафанах ходить?
— Может, и есть, да не из той тучи, — сказала Фленушка. — Полно-ка, Марьюшка: удалой долго не думает, то ли, се ли будет, а коль вздумано, так отлынивать нечего. Помни, что смелому горох хлебать, а несмелому и редьки не видать… А в
шелковых сарафанах хорошо щеголять?.. А?.. Загуляем, Маруха?.. Отписывай в Саратов: приезжай, мол, скорей.
Но Аксинья Захаровна, стоя у образов в новом
шелковом сарафане, с раззолоченной свечой в руке, на каждом ирмосе вздыхала, что не привел Господь справить великую службу с «проезжающим священником»…
Неточные совпадения
Слово за слово, говорит поп Максимычу: «Едешь ты, говорит, к Макарью — привези моей попадье
шелковый, гарнитуровый
сарафан да хороший парчовый холодник».
Алексей хотел идти из подклета, как дверь широко распахнулась и вошла Настя. В голубом ситцевом
сарафане с белыми рукавами и широким белым передником, с алым
шелковым платочком на голове, пышная, красивая, стала она у двери и, взглянув на красавца Алексея, потупилась.
В
шелковом пунцовом
сарафане с серебряными золочеными пуговицами, в пышных батистовых рукавах, в ожерелье из бурмицких зерен и жемчугу, с голубыми лентами в косах, роскошно падавших чуть не до колен, она была так хороша, что глядеть на нее — не наглядишься…
— Был на ней
сарафан,
шелковый голубой, с золотым кружевом, — рассказывала Фленушка, — рукава кисейные, передник батистовый, голубой синелью расшитый, на голове невысокая повязка с жемчугами. А как выходить на улицу, на плечи шубейку накинула алого бархата, на куньем меху, с собольей опушкой. Смотреть загляденье!
— Она на тебя, что на каменну гору, надеется, — молвила Фленушка. — Ай, батюшки!.. Забыла сказать… Про шерсти да бисера помянула, а про самые первые подарки забыла. Платок
шелковый прислала тебе, ситцу на
сарафан, колечко с бирюзой, цепочку.
Марьюшке голубой
сарафан, новый
шелковый — пусть поминает меня…
Сарафаны свои мелкоскладные
Я раздам молодым молодушкам,
Поминали б меня, красну девицу,
А
шелковые платочки атласные
Раздарю удалым добрым мóлодцам,
Пусть-ка носят их по праздникам
Вокруг шеи молодецкия,
Поминаючи меня, красну девицу».
Платки левантиновые, две шали турецкие, лент в косу десятка два, передники всякие, рукава,
сарафанов дюжины полторы: ситцевые для прохлады, шерстяные для обиходу,
шелковые для наряду в часовню аль при гостях надеть…
И вынесла из боковуши
шелковый Парашин
сарафан, всего раз надеванный, и, подавая его Марьюшке, с усмешкой примолвила...
В сундуках у него лежало множество диковинных нарядов: штофные юбки, атласные душегреи,
шелковые сарафаны, тканные серебром, кики и кокошники, шитые жемчугами, головки и косынки ярких цветов, тяжелые мордовские мониста, ожерелья из цветных камней; он сносил всё это охапками в комнаты матери, раскладывал по стульям, по столам, мать любовалась нарядами, а он говорил:
Девушки и молодые женщины выходили на гулянку в своих
шелковых сарафанах, душегрейках, в бархатных и дородоровых кичках с жемчужными поднизями, спускающимися иногда ниже глаз, и, кроме того, у каждой из них был еще веер в руках, которым они и закрывали остальную часть лица.
Скрепя сердце она велела невесткам одеваться в
шелковые сарафаны и расшитые золотом кокошники, а Нюше достала из сундука свою девичью повязку, унизанную жемчугами и самоцветным камнем.
Неточные совпадения
Сарафан Марьи Степановны был самый старинный, из тяжелой
шелковой материи, которая стояла коробом и походила на кожу; он, вероятно, когда-то, очень давно, был бирюзового цвета, а теперь превратился в модный gris de perle. [серебристо-серый (фр.).]
Одета она была в
шелковый синий
сарафан старого покроя, без сборок позади и с глухими проймами на спине.
С ним также пришла и жена его, — и уж не в
сарафане, а в новом холстинковом капоте, в
шелковом платочке, повязанном маленькою головкою, — и выглядывала еще очень недурною из себя.
Красный двор, впрочем, уж кишел народом: бабы и девки, в ситцевых
сарафанах, в
шелковых, а другие в парчовых душегрейках, в ярких платках, с бисерными и стеклянными поднизями на лбах, ходили взводами.
Слесаря Коптева жена мышьяком отравила. С неделю перед тем он ей, выпивши будучи, щёку до уха разодрал, шубу изрубил топором и
сарафан, материно наследство, штофный [Немецкая
шёлковая плотная ткань, обычно с разводами. — Ред.]. Вели её в тюрьму, а она, будучи вроде как без ума, выйдя на базар, сорвала с себя всю одёжу» — ну, тут нехорошо начинается, извините!