— Сейчас нельзя, — заметил Стуколов. — Чего теперь под снегом увидишь? Надо ведь землю копать, на дне малых речонок смотреть… Как можно теперь? Коли условие со мной подпишешь, поедем по весне и примемся за работу, а еще
лучше ехать около Петрова дня, земля к тому времени просохнет… болотисто уж больно по тамошним местам.
Неточные совпадения
Слово за слово, говорит поп Максимычу: «
Едешь ты, говорит, к Макарью — привези моей попадье шелковый, гарнитуровый сарафан да
хороший парчовый холодник».
Как Никитишна ни спорила, сколько ни говорила, что не следует готовить к чаю этого стола, что у
хороших людей так не водится, Патап Максимыч настоял на своем, убеждая куму-повариху тем, что «ведь не губернатор в гости к нему
едет, будут люди свои, старозаветные, такие, что перед чайком от настоечки никогда не прочь».
Куда деваться двадцатипятилетней вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет на свете близкого человека, одна как перст, одна голова в поле, не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. На другой день похорон писала к брату и матери Манефе, уведомляя о перемене судьбы, с ней толковала молодая вдова, как и где
лучше жить — к брату
ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не приходится. Сказала Манефа...
— Для видимости… спервоначалу
ехать тебе в Красну Рамень — на мельницы, — сказал Патап Максимыч, глядя в окошко. — Оттоль в город. Дела там тебе нет никакого… Для видимости, значит, только там побывай… Для одного отводу… А из городу путь тебе чистый на все четыре стороны… Всем, кого встретишь, одно говори — нашел, дескать, место не в пример
лучше чапуринского… Так всем и сказывай… Слышишь?
— В городе станем жить, в большом каменном доме, — говорила ей Марья Гавриловна, принимаясь за укладыванье. — Весело будет нам, Таня, народу там много, будем кататься в коляске на
хороших лошадях, по реке на пароходе
поедем кататься… Видала ль ты пароходы-то?.. Да нет, где тебе видать!.. Вот увидишь, Таня, у меня теперь свой пароход и свой дом будет. Весело будем жить, Танюшка, весело.
— Как же на Китеж-от нам
ехать, Дементьюшка, коли в Полому огонь проберется? — спросила Аркадия. — Сгорим, пожалуй. Не
лучше ль домой воротиться?
— Все бы
лучше съездить, а то, пожалуй, зачнут говорить: со злом-де нá сердце
поехал от нас, — сказала Манефа. — Мой бы совет съездить, а там мы бы и держать тебя больше не стали. А впрочем, как знаешь, мне тебя не учить.
— Пожалуй, что
лучше не ездить, — подумав, сказала Манефа. — Хоть в том письме, что сегодня пришло, про Шарпан не помянуто, однако ж допрежь того из Петербурга мне было писано, что тому генералу и Шарпан велено осмотреть и казанскую икону отобрать, если докажется, что к ней церковники на поклонение сходятся. И сама бы я не
поехала, да нельзя. Матушка Августа была у нас на празднике, нельзя к ней не съездить.
— Как знаешь, держать тебя не властна́, — сказала Манефа. — А
лучше б тебе это время у нас прожить. По крайности меня-то дождись, пока ворочусь из Шарпана. Там все будут, и Оленевские и других скитов, расскажут, что у них деется. С этими вестями и
поехал бы в Москву.
— К Бояркиным, — подхватила Фленушка. — Матушка же Таисея в Шарпан не
поедет. Чего
лучше?.. И она бы с радостью, и ему б не в обиду…
Адмирал не взял на себя труда догадываться, зачем это, тем более что японцы верят в счастливые и несчастливые дни, и согласился
лучше поехать к ним, лишь бы за пустяками не медлить, а заняться делом.
— Недостатка в месте у меня нет, — ответил он, — но для вас, я думаю,
лучше ехать, вы приедете часов в десять к вашему батюшке. Вы ведь знаете, что он еще сердит на вас; ну — вечером, перед сном у старых людей обыкновенно нервы ослаблены и вялы, он вас примет, вероятно, гораздо лучше нынче, чем завтра; утром вы его найдете совсем готовым для сражения.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу,
поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете,
лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков. Да, я
лучше с вами на дрожках
поеду.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не
едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже
лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы
ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не
поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам
лучше делаюсь.
Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
Чем дальше он
ехал, тем веселее ему становилось, и хозяйственные планы один
лучше другого представлялись ему: обсадить все поля лозинами по полуденным линиям, так чтобы не залеживался снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный двор на дальнем конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные загороды для скота.