Неточные совпадения
— Да что ты в самом деле, Максимыч,
дура, что ли, я повитая? Послушаюсь я злых людей, обижу я Грунюшку? Да никак ты
с ума спятил? — заговорила, возвышая голос, Аксинья Захаровна и утирая рукавом выступившие слезы. — Обидчик ты этакой, право, обидчик!.. Какое слово про меня молвил!.. По сердцу ровно ножом полоснул!.. Бога нет в тебе!.. Право, Бога нет!..
Наследники, очень довольные ее непритязательностью, хотя и называвшие ее за то
дурой, кредиторы, которым
с другого без споров и скидок вряд ли можно было получить свои деньги, писали к ней ласковые письма, она не отвечала.
— Что смыслят эти обительские! —
с досадой молвил Патап Максимыч. —
Дура на
дуре, наперед смерти всякого уморят… А эта егоза Фленушка, поди, чать, пляшет да скачет теперь без призора-то… Лекарь разве, да не сидит же он день и ночь у одра болящей.
— Что ты,
дура отятая?.. Куда ты
с бешеной головой своей лезешь?.. Надует тебя захребетник, как пить даст!.. Даром только ославишься!..
— Речисты уж больно стали вы, Василий Борисыч.
С ваших столичных речей, может статься, нам, лесным
дурам, плакать придется, — продолжала Фленушка.
— Знаю теперь, догадался! — вскликнул Патап Максимыч. —
Дура баба,
дура!.. На Петров день у сестры мы гостили, там узнали, что она тайком из скита
с ним поехала… Неужели пошла за него?
— Да что ж
с дурой поделаешь? Сказано — дура, так дура и будет вовеки. Спокойствие, видишь, какое-то он ей доставит: «Надо ведь, говорит, за кого-нибудь выходить, так за него будто всего ей способнее будет»; а вот и увидим, как там ей будет способнее. Хватит себя потом по бокам руками, а уж поздно будет.
— Нет-с у меня! — отвечал он ей с сердцем. — «
С дурой этой говорить больше нечего», — решил он мысленно и посмотрел на Клеопатру Петровну. Та сидела, как-то надувшись.
Неточные совпадения
— Опять я! Не гляди на меня,
дуру! Ах, господи, да что ж я сижу, — вскричала она, срываясь
с места, — ведь кофей есть, а я тебя и не потчую! Вот ведь эгоизм-то старушечий что значит. Сейчас, сейчас!
Глаша. Нашей бы хозяйке за ним быть, она б его скоро прекратила. Что ж я,
дура, стою-то
с тобой! Прощай! (Уходит.)
— Да — сними ты
с меня эту
дуру!
— Среди своих друзей, — продолжала она неторопливыми словами, — он поставил меня так, что один из них, нефтяник, богач, предложил мне ехать
с ним в Париж. Я тогда еще
дурой ходила и не сразу обиделась на него, но потом жалуюсь Игорю. Пожал плечами. «Ну, что ж, — говорит. — Хам. Они тут все хамье». И — утешил: «В Париж, говорит, ты со мной поедешь, когда я остаток земли продам». Я еще поплакала. А потом — глаза стало жалко. Нет, думаю, лучше уж пускай другие плачут!
— Вообразить не могла, что среди вашего брата есть такие… милые уроды. Он перелистывает людей, точно книги. «Когда же мы венчаемся?» — спросила я. Он так удивился, что я почувствовала себя калуцкой
дурой. «Помилуй, говорит, какой же я муж, семьянин?» И я сразу поняла: верно, какой он муж? А он — еще: «Да и ты, говорит, разве ты для семейной жизни
с твоими данными?» И это верно, думаю. Ну, конечно, поплакала. Выпьем. Какая это прелесть, рябиновая!