Неточные совпадения
На «толоку»
народ собирать ему тоже не
стать: мужик богатый, к тому же тороватый, горд, спесив, любит по́чет: захочет ли миром одолжаться?..
Правду говоришь, что вольный
народ стал, — а главное то возьми, что страху Божьего ни в ком не
стало.
Не вздумай сам Гаврила Маркелыч послать жену с дочерью на смотрины, была бы в доме немалая свара, когда бы узнал он о случившемся. Но теперь дело обошлось тихо. Ворчал Гаврила Маркелыч вплоть до вечера, зачем
становились на такое место, зачем не отошли вовремя, однако все обошлось благополучно — смяк старик. Сказали ему про Масляникова, что, если б не он, совсем бы задавили Машу в
народе. Поморщился Гаврила Маркелыч, но шуметь не
стал.
Воротясь на Керженец,
стал отец Игнатий здешний
народ на новые места приговаривать…
— Разве что приказчика, — сказала Манефа. — Только народ-от ноне каков
стал!.. Совести нет ни в ком — как раз оберут.
Уже совсем обутрело, и отправляемая на гробнице служба подходила к концу, когда толпы
народа в праздничных нарядах
стали мало-помалу сходиться на поляну.
Скитские матери только что кончили службу, загасили в часовенке свечи, сняли образа и пелены и все отнесли к повозкам… Когда пришла на поляну праздничная толпа, и часовня и гробница имели уже обычный свой вид. На поляне скоро
стало тесно.
Народ разбрелся по лесу.
— Ты, голубчик Алексей Трифоныч, Андрея Иваныча не опасайся, — внушительно сказал Колышкин. — Не к допросу тебя приводит. Сору из избы он не вынесет. Это он так, из одного любопытства. Охотник, видишь ты, до всего этакого: любит расспрашивать, как у нас на Руси
народ живет… Если он и в книжку с твоих слов записывать
станет, не сумневайся… Это он для себя только, из одного, значит, любопытства… Сказывай ему, что знаешь, будь с Андрей Иванычем душа нараспашку, сердце на ладонке…
Мать Аркадия, две старицы и плачея Устинья Клещиха выносили четыре больших блюда и
стали разносить на них кутью по
народу.
Искусная в Писании уставщица мать Аркадия,
став посреди
народа, громко начала поучать людей, что такое кутья означает.
— Волка бояться — от белки бежать, — сказал Патап Максимыч. — Не ты первый, не ты будешь и последний… Знаешь пословицу: «Смелому горох хлебать, робкому пустых щей не видать»? Бояться надо отпетому дураку да непостоянному человеку, а ты не из таковских. У тебя дело из рук не вывалится… Вот хоть бы вечор про Коновалова помянул… Что б тебе, делом занявшись, другим Коноваловым
стать?.. Сколько б тысяч
народу за тебя день и ночь Богу молили!..
Святых включали в заговоры, чтоб не смущать совести верующих, а под незнакомыми язычникам бесами
народ, по наставлениям церковных пастырей,
стал разуметь древних богов своих.
— В городе
станем жить, в большом каменном доме, — говорила ей Марья Гавриловна, принимаясь за укладыванье. — Весело будет нам, Таня,
народу там много, будем кататься в коляске на хороших лошадях, по реке на пароходе поедем кататься… Видала ль ты пароходы-то?.. Да нет, где тебе видать!.. Вот увидишь, Таня, у меня теперь свой пароход и свой дом будет. Весело будем жить, Танюшка, весело.
— Никому я никогда не пророчила, — кротко ответила знахарка. — Советы даю, пророчицей не бывала. Правда, простому человеку мало добрый совет подать, надо, чтоб он его исполнял как следует… Тут иной раз приходится и наговорить, и нашептать, и пригрозить неведомою силой, если он не исполнит совета. Что
станешь делать?
Народ темный, пока темными еще путями надо вести его.
Не
стало языческих требищ, град Китеж сокрылся, а на холмах Светлого Яра по-прежнему великие сходбища
народа бывали…
И
стали боголюбивые старцы и пречестные матери во дни, старым празднествам уреченные, являться на Светлый Яр с книгами, с крестами, с иконами…
Стали на берегах озера читать псалтырь и петь каноны, составили Китежский «Летописец» и
стали читать его
народу, приходившему справлять Ярилины праздники. И на тех келейных сходбищах иные огни затеплились — в ночь на день Аграфены Купальницы
стали подвешивать к дубам лампады, лепить восковые свечи, по сучьям иконы развешивать…
Хитры были, догадливы келейные матери. В те самые дни, как
народ справлял братчины, они завели по обителям годовые праздники. После торжественной службы
стали угощать званых и незваных, гости охотно сходились праздновать на даровщину. То же пиво, то же вино, та же брага сыченая, те же ватрушки, пироги и сочовки, и все даровое. Молёного барашка нет, а зато рыбы — ешь не хочу. А рыба такая, что серому люду не всегда удается и поглядеть на такую… Годы за годами — братчин по Керженцу не
стало.
Сам Василий Борисыч в ряду богомольцев
стал, нельзя было ему на клирос к девицам пойти — постороннего
народу много, соблазна бы не было, устав не дозволяет того.
— Не узнает?.. Как же?.. Разве такие дела остаются в тайне? — сказал Семен Петрович. — Рано ли, поздно ли — беспременно в огласку войдет… Несть тайны, яже не открыется!.. Узнал же вот я, по времени также и другие узнают. Оглянуться не успеешь, как ваше дело до Патапа дойдет. Только доброе молчится, а худое лукавый молвой по
народу несет… А нешто сама Прасковья
станет молчать, как ты от нее откинешься?.. А?.. Не покается разве отцу с матерью? Тогда, брат, еще хуже будет…
— Простите вы меня, Марко Данилыч, — вспыхнув немного, сказал Самоквасов. — Откуда же правде в
народе быть, когда мы
станем неправдой его обижать?
— Поживете, сударь мой, Петр Степаныч, с мое, узнаете ихнюю правду! Вор
народ, одно слово вор… Страху не
стало, всякий сам себе в нос подувает, — сказал Смолокуров, отирая лоб от крупного пота после пятой или шестой чашки чая.
— Знаете, что за
народ вокруг нас живет, — молвила Фленушка. — Чего не наплетут… Мне-то наплевать, ко мне не пристанет, а вот насчет Параши. Патап-от Максимыч не
стал бы гневаться.
Неточные совпадения
Как ни просила вотчина, // От должности уволился, // В аренду снял ту мельницу // И
стал он пуще прежнего // Всему
народу люб: // Брал за помол по совести.
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней с ними тронулось; // Был полдень, время отдыха, // Так набралось порядочно //
Народу — поглазеть. // Все
стали в ряд почтительно // Поодаль от господ…
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника
стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать
народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
— Сижу я намеднись в питейном, — свидетельствовала она, — и тошно мне, слепенькой,
стало; сижу этак-то и все думаю: куда, мол, нонче
народ против прежнего гордее
стал!
Когда почва была достаточно взрыхлена учтивым обращением и
народ отдохнул от просвещения, тогда сама собой
стала на очередь потребность в законодательстве. Ответом на эту потребность явился статский советник Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии.