Неточные совпадения
Волга — рукой подать. Что мужик в неделю наработает, тотчас на пристань везет, а поленился — на соседний базар. Больших барышей ему не нажить; и за Волгой не всяк в «тысячники» вылезет, зато, как ни плоха
работа, как работников в семье ни мало, заволжанин век свой сыт, одет, обут, и податные за ним не стоят. Чего ж еще?.. И за
то слава
те, Господи!.. Не всем же в золоте ходить, в руках серебро носить, хоть и каждому русскому человеку такую судьбу няньки да мамки напевают, когда еще он в колыбели лежит.
Отец тысячник выдаст замуж в дома богатые, не у квашни стоять, не у печки девицам возиться, на
то будут работницы; оттого на белой
работе да на книгах больше они и сидели.
Не знаю, как в Хвостикове у ложкарей, Саввушка, а у Чапурина в Осиповке такое заведенье, что, если который работник, окроме положенной
работы, лишков наработает, за
те лишки особая плата ему сверх ряженой.
Все работники, что были по околотку, нанялись уж к нему; кроме
того, много
работы роздано было по домам, и задатки розданы хорошие.
— В работники хочешь? — сказал он Алексею. — Что же? Милости просим. Про тебя слава идет добрая, да и сам я знаю
работу твою: знаю, что руки у тебя золото… Да что ж это, парень? Неужели у вас до
того дошло, что отец тебя в чужи люди посылает? Ведь ты говоришь, отец прислал. Не своей волей ты рядиться пришел?
И
то у него на уме было, что, забрав чересчур подрядной
работы, много тысяч посуды надо ему по домам заказать.
Кто говорил, что, видно, Патапу Максимычу в волостных головах захотелось сидеть, так он перед выборами мир задабривает, кто полагал, не будет ли у него в
тот день какой-нибудь «помочи» [«Пóмочью», иначе «тóлокой», называется угощенье за
работу.
Мало успокоили Фленушкины слова Алексея. Сильно его волновало, и не знал он, что делать:
то на улицу выйдет, у ворот посидит,
то в избу придет, за
работу возьмется,
работа из рук вон валится, на полати полезет, опять долой. Так до сумерек пробился, в токарню не пошел, сказал старику Пантелею, что поутру угорел в красильне.
Девки не бойкие, особенно
те, кого Бог красотой обделил, засиживаются и стареют в родительском дому за деннонощной
работой.
— Помаленьку справляюся, Бог милостив — к сроку поспеем, — отвечал Патап Максимыч. — Работников принанял; теперь сорок восемь человек, опричь
того по деревням роздал
работу: по своим и по чужим. Авось управимся.
— В годы взял. В приказчики. На место Савельича к заведенью и к дому приставил, — отвечал Патап Максимыч. — Без такого человека мне невозможно: перво дело, за
работой глаз нужен, мне одному не углядеть; опять же по делам дом покидаю на месяц и на два, и больше: надо на кого заведенье оставить. Для
того и взял молодого Лохматого.
— А ты не гляди снаружи, гляди снутри, — сказал Патап Максимыч. — Умница-то какой!.. Все может сделать, а уж на
работу — беда!.. Так я его, куманек, возлюбил, что, кажись, точно родной он мне стал. Вот и Захаровна
то же скажет.
— Сейчас нельзя, — заметил Стуколов. — Чего теперь под снегом увидишь? Надо ведь землю копать, на дне малых речонок смотреть… Как можно теперь? Коли условие со мной подпишешь, поедем по весне и примемся за
работу, а еще лучше ехать около Петрова дня, земля к
тому времени просохнет… болотисто уж больно по тамошним местам.
Нелюдно бывает в лесах летней порою. Промеж Керженца и Ветлуги еще лесует [Ходить в лес на
работу, деревья ронить.] по несколько топоров с деревни, но дальше за Ветлугу, к Вятской стороне, и на север, за Лапшангу, лесники ни ногой, кроме
тех мест, где липа растет. Липу драть, мочало мочить можно только в соковую [Когда деревья в соку,
то есть весна и лето.].
— Да как же?.. Поедет который с тобой, кто за него работать станет?..
Тем артель и крепка, что у всех
работа вровень держится, один перед другим ни на макову росинку не должон переделать аль недоделать… А как ты говоришь, чтоб из артели кого в вожатые дать,
того никоим образом нельзя…
Тот же прогул выйдет, а у нас прогулов нет, так и сговариваемся на суйме [Суйм, или суем (однородно со словами сонм и сейм), — мирской сход, совещанье о делах.], чтоб прогулов во всю зиму не было.
«Так вот она какова, артель-то у них, — рассуждал Патап Максимыч, лежа в санях рядом с паломником. — Меж себя дело честно ведут, а попадись посторонний, обдерут как липку… Ай да лесники!.. А бестолочи-то что, галденья-то!.. С час места попусту проваландали, а кончили
тем же, чем я зачал… Правда, что артели думой не владати… На
работе артель золото, на сходке хуже казацкой сумятицы!..»
Собирает он казачий круг, говорит казакам такую речь: «Так и так, атаманы-молодцы, так и так, братцы-товарищи: пали до меня слухи, что за морем у персиянов много тысячей крещеного народу живет в полону в тяжелой
работе, в великой нужде и горькой неволе; надо бы нам, братцы, не полениться, за море съездить потрудиться, их, сердечных, из
той неволи выручить!» Есаулы-молодцы и все казаки в один голос гаркнули: «Веди нас, батька, в бусурманское царство русский полон выручать!..» Стенька Разин рад
тому радешенек, сам первым делом к колдуну.
Так и коротали дни свои небесные ангелы, земные же человеки, проводя время
то на молитве,
то на
работе,
то за утешением.
Меж
тем заводской барин, убоясь русской стужи, убрался в чужие края, на теплые воды, забыв про петровскую свою
работу и про маленького Колышкина. Забыл бы и Русь, да не мог: из недр ее зябкий барин получал свои доходы.
— Все, слава Богу, Патап Максимыч, — отвечал приказчик. — Посуду докрасили и по сортам, почитай, всю разобрали. Малости теперь не хватает; нарочно для
того в Березовку ездил. Завтра обещались все предоставить. К Страстной зашабашим… Вся
работа будет сполна.
Рано утром пошел он по токарням и красильням. В продолжение Настиной болезни Патапу Максимычу было не до горянщины, присмотра за рабочими не было. Оттого и
работа пошла из рук вон. Распорядился Алексей как следует, и все закипело. Пробыл в заведениях чуть не до полудня и пошел к Патапу Максимычу.
Тот в своей горнице был.
— А
тем временем мы
работы для подаренья Василью Борисычу кончим, — молвила Фленушка.
— А вы на
то не надейтесь, работайте без лени да без волокиты, — молвила Манефа. — Не долго спите, не долго лежите, вставайте поране, ложитесь попозже, дело и станет спориться… На ваши
работы долгого времени не требуется, недели в полторы можете все исправить, коли лениться не станете… Переходи ты, Устинья, в келью ко мне, у Фленушки в горницах будете вместе работать, а спать тебе в светелке над стряпущей… Чать, не забоишься одна?.. Не
то Минодоре велю ложиться с тобой.
О
ту пору сорные травы меж сеянной и саженной огородины разрастаются, пора девичьей
работы подходит — гряды полоть.
Работы мало, что ни вечер,
то на всполье хороводы, либо песни, либо лясы, балясы да смехи́ на улице у завалин…
На что славна была по всем местам наша горянщина, и
ту изобидели: крещане [Жители Крестецкого уезда Новгородской губернии.] у токарей, юрьевцы да кологривцы у ложкарей отбивают
работу.
— Артель порочить нельзя, артель
та же братчина, заведенье доброе; там все друг по друге, голова в голову, оттого и
работа в артели спора…
Все поклали в сундуки — и одежу, и посуду, и другие вещи: мебель только да цветы остались. Уложившись, успокоилась Марья Гавриловна, и не
то утомилась она непривычною
работою, не
то на душу темное облачко налетело, вдруг опустилась и взгрустнула.
Келейка Таисеи была маленькая, но уютная. Не было в ней ни такого простора, ни убранства, как у матери Манефы, но так же все было опрятно и чисто. Отдав приказ маленькой, толстенькой келейнице Варварушке самовар кипятить, а на особый стол поставить разных заедок: пряников, фиников, черносливу и орехов, мать Таисея сама пошла в боковушу и вынесла оттуда графинчик с водкой, настоянной плававшими в нем лимонными корками, и бутылку постных сливок,
то есть ямайского рома ярославской
работы.
На всяку
работу, каку ни возьми, Петр Степаныч, кто помоложе,
тот рублем подороже.