Неточные совпадения
Живет заволжанин хоть в труде, да в достатке. Сысстари за Волгой мужики в сапогах, бабы в котах. Лаптей видом
не видано, хоть слыхом про них и слыхано. Лесу вдоволь, лыко нипочем, а в редком доме кочедык найдешь. Разве где такой дедушка есть, что с печки уж лет пяток
не слезает, так он, скуки
ради, лапотки иной раз ковыряет, нищей братье подать либо самому обуться, как станут его в домовину обряжать. Таков обычай: летом в сапогах, зимой в валенках, на тот свет в лапотках…
Стары старухи и пожилые бабы домовничали; с молитвой клали они мелом кресты над дверьми и над окнами
ради отогнания нечистого и такую думу держали: «Батюшка Микола милостливый, как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось!» Мужики вкруг лошадей возились: известно, кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит: у того конь весь год
не будет хромать и
не случится с ним иной болести.
— Тем и лучше, что хорошего отца дочери, — сказала Аксинья Захаровна. — Связываться с теми
не след. Сядьте-ка лучше да псалтырь
ради праздника Христова почитайте. Отец скоро с базара приедет, утреню будем стоять; помогли бы лучше Евпраксеюшке моленну прибрать… Дело-то
не в пример будет праведнее, чем за околицу бегать. Так-то.
А тебе, Аксиньюшка, вот какое еще слово молвлю:
не даром девкам-то загадку заганул, что
ради гостя дорогого любой из них
не пожалею.
— Да полно ж тебе, Максимыч, мучить ее понапрасну, — сказала Аксинья Захаровна. — Ты вот послушай-ка, что я скажу тебе, только
не серчай, коли молвится слово
не по тебе. Ты всему голова, твоя воля, делай как разумеешь, а по моему глупому разуменью, деньги-то, что на столы изойдут, нищей бы братии раздать, ну хоть
ради Настина здоровья да счастья. Доходна до Бога молитва нищего, Максимыч. Сам ты лучше меня знаешь.
—
Ради милого и без венца нашей сестре
не жаль себя потерять! — сказала Фленушка. —
Не тужи…
Не удастся свадьба «честью», «уходом» ее справим… Будь спокоен, я за дело берусь, значит, будет верно… Вот подожди, придет лето: бежим и окрутим тебя с Настасьей… У нее положено, коль
не за тебя, ни за кого нейти… И жених приедет во двор, да поворотит оглобли, как несолоно хлебал…
Не вешай головы, молодец, наше от нас
не уйдет!
По приказу Патапа Максимыча зачали у него брагу варить и сыченые квасы из разных солодов ставить. Вари большие: ведер по́ сороку. Слух, что Чапурин на Аксинью-полухлебницу работному народу задумал столы рядить, тотчас разнесся по окольным деревням. Все деревенские, особенно бабы,
не мало раздумывали,
не мало языком работали, стараясь разгадать, каких
ради причин Патап Максимыч
не в урочное время хочет народ кормить.
— Уж ты зачнешь хныкать! — сказала Фленушка. — Ну, ступай прощенья просить, «прости, мол, тятенька, Христа
ради, ни впредь, ни после
не буду и сейчас с самарским женихом под венец пойду…»
Не дури, Настасья Патаповна… Благо отсрочку дал.
И у того и у другого работника Христа
ради просил он гривенничек опохмелиться, но от Патапа Максимыча было строго-настрого заказано: ни под каким видом гроша ему
не давать.
— Он тяте по торговле хорош, — с усмешкой молвила Настя. — Дела, вишь, у него со стариком какие-то есть;
ради этих делов и надо ему породниться… Выдавай Парашу: такая же дочь!.. А ей все одно: хоть за попа, хоть за козла, хоть бы дубовый пень. А я
не из таковских.
Урвавшись как-то от соседних торговцев, Христа
ради приглядывавших маленько за девочкой, она,
не пивши,
не евши, целый день бродила по незнакомому городу, отыскивая больницу; наконец, выбившись из сил, заночевала в кустах волжского откоса.
Не мое и
не ихне добро, что мы нажили: его Бог
ради Груни послал.
— Стар ли он, молод — по мне, все одно, — отвечала Груня. —
Не за него,
ради бедных сирот…
«Уйдите, говорит, отцы родные, Христа
ради, уйдите:
не глядите на девок,
не срамите их».
— Матушка! Матушка… прости ты меня Христа
ради… Мне бы исправиться [Исповедаться.]… Смертный час приходит…
Не переживу я…
А заведенных дел
ради твоего золота я
не нарушу…
— Максимыч,
не серчай ты на меня, кормилец, коли я что
не по тебе молвлю, выслушай ты меня,
ради Христа.
— Отстань от меня,
ради Господа, — молил Стуколов. — Делай, как знаешь, а других во грех
не вводи.
— Съезди, пожалуй, к своему барину, — молвил паломник. — Только
не проболтайся,
ради Бога, где эта благодать родится. А то разнесутся вести, узнает начальство, тогда нам за наши хлопоты шиш и покажут… Сам знаешь, земля ведь
не наша.
— А вот что, Патап Максимыч, — сказал паломник, — город городом, и ученый твой барин пущай его смотрит, а вот я что еще придумал. Торопиться тебе ведь некуда. Съездили бы мы с тобой в Красноярский скит к отцу Михаилу. Отсель рукой подать, двадцати верст
не будет.
Не хотел я прежде про него говорить, — а ведь он у нас в доле, — съездим к нему на денек,
ради уверенья…
— Дивная старица! — сказал отец Михаил. — Духовной жизни, опять же от Писания какая начетчица, а уж домостроительница какая!.. Поискать другой такой старицы, во всем христианстве
не найдешь!.. Ну, гости дорогие, в трапезу
не угодно ли?.. Сегодня день недельный, а
ради праздника сорока мучеников полиелей — по уставу вечерняя трапеза полагается: разрешение елея. А в прочие дни святыя Четыредесятницы ядим единожды в день.
— Ты, любезненькой мой, на лапшицу-то
не больно налегай. В гостинице наказал я самоварчик изготовить да закусочку
ради гостей дорогих.
— Нет, касатик, уж прости меня, Христа
ради, а у нас уж такой устав: мирским гостям учреждать особую трапезу во утешение… Вы же путники, а в пути и пост разрешается… Рыбки
не припасти ли?
— Только уж
не погневайтесь,
ради Христа, дорогие мои,
не взыщите у старца в келье —
не больно-то мы запасливы…
—
Не умудрил меня Господь наукой, касатик ты мой… Куда мне, темному человеку! Говорил ведь я тебе, что и грамоте-то здесь, в лесу, научился. Кой-как бреду. Писание читать могу, а насчет грамматического да философского учения тут уж, разлюбезный ты мой, я ни при чем… Да признаться, и
не разумею, что такое за грамматическое учение, что за философия такая. Читал про них и в книге «Вере» и в «Максиме Греке», а что такое оно обозначает, прости, Христа
ради,
не знаю.
— Ах ты, любезненькой мой! Ах ты, касатик мой! — восклицал игумен, обнимая Патапа Максимыча. — Уж
не взыщи, Христа
ради, на убогих наших недостатках… Мы ото всей души, родненький. Чем богаты, тем и рады.
— Ох ты, любезненькой мой! — восклицал игумен. — Какой ты, право! Уж куда тебе у нашего брата, убогого чернца, учиться. Это ты так только
ради любви говоришь… Конечно, живем под святым покровом Владычицы, нужды по милости христолюбцев, наших благодетелей,
не терпим, а чтоб учиться тебе у нас хозяйствовать, это ты напрасно слово молвил.
— Прости, Христа
ради, — отвечал отец Михаил. — Признаться, этого мне и на ум
не вспадало.
— Мое дело во всей твоей мочи, Сергей Андреич, — сказал Патап Максимыч. — Окроме тебя по этому делу на всей Волге другого человека, пожалуй, и нет. Только уж, Христа
ради,
не яви в пронос тайное мое слово.
— Ну, ну,
не серчай, — говорил Патап Максимыч. —
Не в ту силу говорено, что
не верю тебе… На всякий случай, опаски
ради слово молвилось, потому дело такое — проносу
не любит, надо по тайности.
— А чего
ради в ихнее дело обещал я идти? — вдруг вскрикнул Патап Максимыч. — Как мне сразу
не увидеть было ихнего мошенства?.. Затем я на Ветлугу ездил, затем и маету принимал… чтоб разведать про них, чтоб на чистую воду плутов вывести… А к тебе в город зачем бы приезжать?.. По золоту ты человек знающий, с кем же, как
не с тобой, размотать ихнюю плутню… Думаешь, верил им?.. Держи карман!.. Нет, друг, еще тот человек на свет
не рожден, что проведет Патапа Чапурина.
— Матушка,
не сердись! Преложи гнев на милость!.. Мы ведь только маленько… Прости, Христа
ради… Да пожалуйста, матушка… Мы тебе хорошую песню споем, духовную.
В своих часовнях и моленных
не могут они устраивать смотрин «страха
ради иудейска», то есть, попросту говоря, страха
ради полиции,
не допускающей больших раскольничьих сборищ.
Клади шесть недель по́ сту поклонов на день, отпой шесть молебнов мученице Фомаиде,
ради избавления от блудныя страсти, все как с гуся вода, — на том свете
не помянется.
— И толкуют, слышь, они, матушка, как добывать золотые деньги… И снаряды у них припасены уж на то… Да все Ветлугу поминают, все Ветлугу… А на Ветлуге те плутовские деньги только и работают… По тамошним местам самый корень этих монетчиков. К ним-то и собираются ехать. Жалеючи Патапа Максимыча, Пантелей про это мне за великую тайну сказал, чтобы, кроме тебя, матушка, никому я
не открывала… Сам чуть
не плачет… Молви, говорит, Христа
ради, матушке,
не отведет ли она братца от такого паскудного дела…
— Да право же, мамынька,
не будет ничего, — приставала Настя. — Ведь матушка Манефа и мне и тятеньке
не чужая… Серчать
не станет… Отпусти, Христа
ради… Пожалуйста.
—
Не клад, а песок золотой в земле рассыпан лежит, — шептал Алексей. — Мне показывали… Стуколов этот показывал, что с Патапом Максимычем поехал… За тем они в Ветлугу поехали…
Не проговорись только, Христа
ради,
не погуби… Вот и думаю я —
не пойти ли мне на Ветлугу… Накопавши золота, пришел бы я к Патапу Максимычу свататься…
— Да что это?.. Мать Пресвятая Богородица!.. Угодники преподобные!.. — засуетилась Аксинья Захаровна, чуя недоброе в смутных речах дочери. — Параша, Евпраксеюшка, — ступайте в боковушу, укладывайте тот чемодан… Да ступайте же, Христа
ради!.. Увальни!.. Что ты, Настенька?.. Что это?.. Ах ты, Господи, батюшка!.. Про что знает Фленушка?.. Скажи матери-то, девонька!.. Материна любовь все покроет… Ох, да скажи же, Настенька… Говори, голубка, говори,
не мучь ты меня!.. — со слезами молила Аксинья Захаровна.
— Ну, уж семенить-то мне, Виринеюшка,
не приходится, — улыбнувшись, ответила Манефа на прибаутки добродушной Виринеи. — И стара и хила стала. А ты, матушка, уж пригляди, порадей, Бога
ради,
не заставь голодать обитель.
— Прости, Христа
ради, матушка, — едва слышно оправдывалась она, творя один земной поклон за другим, перед пылавшею гневом игуменьей. — Думала я Пролог вынести аль Ефрема Сирина, да на грех ключ от книжного сундука неведомо куда засунула… Память теряю, матушка, беспамятна становлюсь… Прости, Христа
ради —
не вмени оплошки моей во грех.
— Прости, Господа
ради, матушка, — кланяясь до земли, говорила Аркадия. — Ни впредь, ни после
не буду!..
— Прости, Христа
ради, матушка, — говорила, кланяясь в ноги, Аркадия. Слезы катились у ней по щекам — отереть
не смела.
—
Не разумею учительного твоего слова, матушка…
Не умею ответа держать… Прости,
ради Христа…
— Встань, — повелительно сказала Манефа. — Старость твою
не стану позорить перед всею обителью… На поклоны в часовне тебя
не поставлю… А вот тебе епитимья: до дня Пятидесятницы — по тысяче поклонов нá день. Ко мне приходи отмаливать — это тебя же
ради,
не видали бы. К тому же сама хочу видеть, сколь велико твое послушание… Ступай!
— И нашим покажи, Василий Борисыч, — молвила Манефа. — Мы ведь поем попросту, как от старых матерей навыкли, по слуху больше…
Не больно много у нас, прости, Христа
ради, и таких, чтоб путем и крюки-то разбирали. Ину пору заведут догматик — «Всемирную славу» аль другой какой — один сóблазн: кто в лес, кто по дрова…
Не то, что у вас, на Рогожском, там пение ангелоподобное… Поучи, родной, поучи, Василий Борисыч, наших-то девиц — много тебе благодарна останусь.
— Ей-Богу… право, через великую силу брожу, Флена Васильевна, — отговаривался Алексей. — В другой раз со всяким моим удовольствием… А теперь увольте, Господа
ради. Голова болит, ног под собой
не чую, никак веснянка [Веснянка — весенняя лихорадка. Осенью зовут эту болезнь «подосенницей».] накатывает. Совсем расхилел — мне бы отдохнуть теперь.
— Батюшка!.. Будь отец родной!.. Вылечи дочку… Тысяч
не пожалею… Помоги,
ради Создателя…
Не умерла бы,
не покинула б меня, горького…
— Прости ты меня, Господа
ради, — жалобно прошептала Настя. —
Не жилица я на белом свете, прости меня, родная.
Роду он был боярского, Потемкиных дворян, служил в полках, в походах бывал, с туркой воевал, с пруссаками, а как вышла дворянам вольность
не носить государевой службы до смерти, в отставку вышел и стал
ради Бога жить…
— Признаться сказать, давненько я о том помышляю, — молвила Манефа. — Еще тогда, как на Иргизе зачали монастыри отбирать, решила я сама про себя, что рано ли, поздно ли, а такой же участи
не миновать и нам.
Ради того кой-чем загодя распорядилась, чтоб перемена врасплох
не застала.