Счастьем, радостью она засияет, светлым, прекрасным вольный свет ей покажется: и солнце будто ярче горит, и небо ясней, лучезарней, и воздух теплей, благовонней, и цветы краше цветут, и вольные птички поют веселее, и все люди
кажутся добрее и лучше…
Неточные совпадения
Никого,
кажись, Трифон не прогневал, со всеми жил в ладу да в
добром совете, а токарню подпалили.
Детство и молодость Никитишна провела в горе, в бедах и страшной нищете.
Казались те беды нескончаемыми, а горе безвыходным. Но никто как Бог, на него одного полагалась сызмальства Никитишна, и не постыдил Господь надежды ее; послал старость покойную: всеми она любима, всем довольна,
добро по силе ежечасно может творить. Чего еще? Доживала старушка век свой в радости, благодарила Бога.
— Чем же мошенник-от он?
Кажись бы,
добрый человек… От Писания сведущий, постный, смиренный… Много зол ради веры Христовой претерпел.
Такой же перед ним стоит, как в тот день, когда Алексей пришел рядиться. Так же светел ликом, таким же
добром глаза у него светятся и
кажутся Алексею очами родительскими… Так же любовно, так же заботно глядят на него. Но опять слышится Алексею, шепчет кто-то незнакомый: «От сего человека погибель твоя». «Вихорево гнездо» не помогло…
Только что вынесли гроб за околицу, вдали запылилась дорога и
показалась пара
добрых саврасок, заложенных в легкую тележку. Возвращался с Ветлуги Алексей.
— Полно, Патапушка, все одного кустика ветки, всех одним дождичком мочит, одним солнышком греет, — сказала Манефа. — Может, и с ними льзя по-доброму да по-хорошему сладиться. Я бы,
кажись, в одной свитке осталась, со всех бы икон ризы сняла, только бы на старом месте дали век свой дожить… Другие матери тоже ничего бы не пожалели!.. Опять же и благодетели нашлись бы, они б не оставили…
Едва
показалась на крыльце мать Манефа, пришлые богомольцы стали ей кланяться, и далеко разносились сотни голосов, благодаривших гостеприимную игуменью и желавших ей со всей обителью
доброго здравия и вечного спасения.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить. Богатства, слава Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать —
добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий
покажется, а после венца станет иным. Вот что мне боязно…
— Молись же Богу, чтоб он скорей послал тебе человека, — сказала Аграфена Петровна. — С ним опять, как в детстве бывало, и светел и радошен вольный свет тебе
покажется, а людская неправда не станет мутить твою душу. В том одном человеке вместится весь мир для тебя, и, если будет он жить по
добру да по правде, успокоится сердце твое, и больше прежнего возлюбишь ты
добро и правду. Молись и ищи человека. Пришла пора твоя.
— А, нет, не говорите!.. Не говорите этого!.. — сказал отец Родион. — В
добром деле не должно раскаиваться… Нет, уж вы их привозите… Уж сделайте такое ваше одолжение!.. Параскевой,
кажись, невесту-то звать. Старшая-то Анастасия была, да померла у пса смердящего!..
Он был словоохотлив,
казался добрым, веселым, но порою глаза его наливались кровью, мутнели и останавливались, как у мертвого. Бывало, сидит он где-нибудь в углу, в темноте, скорчившись, угрюмый, немой, как его племянник.
Может, он и в самом деле спал нехорошо и видел дурные сны; но днем, с людьми,
казался добрым и даже довольным, иногда только очень задумчивым, но это когда бывал один.
Неточные совпадения
По временам, однако ж, на лице его
показывалась какая-то сомнительная улыбка, которая не предвещала ничего
доброго…
Ему даже
казалось, что она, истощенная, состаревшаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только
добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна.
— Да ведь я ее давно знаю. Она очень
добрая,
кажется, mais excessivement terre-à-terre. [но очень прозаическая.] Но всё-таки я ей очень был рад.
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое положение кончилось и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание о том, что то, что говорил этот
добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как ему
показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.
И ему теперь
казалось, что не было ни одного из верований церкви, которое бы нарушило главное, — веру в Бога, в
добро, как единственное назначение человека.