Неточные совпадения
А вот послушай-ка, Аксинья, что я вздумал: сегодня у меня на базаре дельце выгорело — пшеницу на Низу в годы беру, землю то есть казенную на сроки
хочу нанимать.
— Без тебя знаю, что моя, — слегка нахмурясь, молвил Патап Максимыч. —
Захочу, не одну тысячу народу сгоню кормиться…
Захочу, всю улицу столами загорожу, и все это будет не твоего бабьего ума дело. Ваше бабье дело молчать да
слушать, что большак приказывает!.. Вот тебе… сказ!
— Заладил себе, как сорока Якова: муж да муж, — молвила на то Аксинья Захаровна. — Только и речей у тебя. Хоть бы пожалел маленько девку-то. Ты бы лучше вот
послушал, что матушка Манефа про скитских «сирот» говорит. Про тех, что меж обителей особняком по своим кельям живут. Старухи старые, хворые; пить-есть
хотят, а взять неоткуда.
—
Слушай, тятя! За того жениха, что сыскал ты, я не пойду… Режь меня, что
хочешь делай… Есть у меня другой жених… Сама его выбрала, за другого не пойду… Слышишь?
— Постой, постой маленько, Яким Прохорыч, — молвила Аксинья Захаровна, подавая Стуколову чашку чая. — Вижу, о чем твоя беседа будет… Про святыню станешь рассказывать… Фленушка! Подь кликни сюда матушку Манефу. Из самого, мол, Иерусалима приехал гость, про святые места рассказывать
хочет… Пусть и Евпраксеюшка придет
послушать.
Сулил артели Патап Максимыч целковый за проводника — и
слушать не
хотели.
— Артель лишку не берет, — сказал дядя Онуфрий, отстраняя руку Патапа Максимыча. — Что следовало — взято, лишнего не надо… Счастливо оставаться, ваше степенство!.. Путь вам чистый, дорога скатертью!.. Да вот еще что я скажу тебе, господин купец;
послушай ты меня, старика: пока лесами едешь, не говори ты черного слова. В степи как
хочешь, а в лесу не поминай его… До беды недалече… Даром, что зима теперь, даром, что темная сила спит теперь под землей… На это не надейся!.. Хитер ведь он!..
Но попы хлыновцы знать не
хотели Москвы: пользуясь отдаленностью своего края, они вели дела по-своему, не
слушая митрополита и не справляясь ни с какими уставами и чиноположениями.
Слушать ее никто не
хотел.
Девки на возрасте…» Так и
слушать, сударыня, не
хочет: «Никто, говорит, не смеет про моих дочерей пустых речей говорить; голову, говорит, сорву тому, кто посмеет».
— То-то и есть, что значит наша-то жадность! — раздумчиво молвил Пантелей. — Чего еще надо ему? Так нет, все мало…
Хотел было поговорить ему, боюсь… Скажи ты при случае матушке Манефе, не отговорит ли она его… Думал молвить Аксинье Захаровне, да пожалел — станет убиваться, а зачнет ему говорить, на грех только наведет… Не больно он речи-то ее принимает… Разве матушку не
послушает ли?
— Да так и случилось, — молвила Фленушка. — Ты всегда, Марьюшка, должна понимать, что, если чего
захочет Флена Васильевна, — быть по тому.
Слушай — да говори правду, не ломайся… Есть ли вести из Саратова?
Зачинал было Алексей заводить речь, отчего боится он Патапа Максимыча, отчего так много сокрушается о гневе его… Настя
слушать не
захотела. Так бывало не раз и не два. Алексей больше и говорить о том не зачинал.
— Рада бы не
слушать, да молва, что ветер, сама в окна лезет, — отвечала Аксинья Захаровна. — Намедни без тебя кривая рожа, Пахомиха, из Шишкина притащилась… Новины [Новина — каток крестьянского холста в три стены, то есть в 30 аршин длины.]
хотела продать… И та подлюха спрашивает: «Котору кралю за купецкого-то сына ладили?» А девицы тут сидят, при них паскуда тако слово молвила… Уж задала же я ей купецкого сына… Вдругорядь не заглянет на двор.
Позавтракал Карп Алексеич и лениво поднялся с места,
хотел идти принимать от мужиков приносы и краем уха
слушать ихние просьбы… Вдруг с шумом и бряканьем бубенчиков подкатила к крыльцу тележка. Выглянул писарь в окно, увидел Алексея.
— Ладно, хорошо… будь по-твоему, — сказал Патап Максимыч, не снимая рук с плеч Василья Борисыча. — Ну,
слушай теперь: сам я дело завожу, сам
хочу промысла на Горах разводить — ты только знаньем своим помогай!
— Учиться надо, Алексей Трифоныч, — ответил маклер. — Наука не больно хитрая… В трактиры почаще ходите, в те, куда хорошие купцы сбираются,
слушайте, как они меж себя разговаривают, да помаленьку и перенимайте… А еще лучше, в коммерческий клуб ходите…
Хотите, я вас гостем туда запишу?..
— Что?.. Соловушков
слушать?.. — весело молвила Фленушка, и беззаботно-веселый смех ее звонко раздался по Вражку. — Опоздали, молодцы, смолкли соловушки, Петров день на дворе…
Послушать песенок
хотите,
слушайте, как лягушки квакают… Чу!.. как дергач трещит…
—
Слушай, — продолжал Самоквасов. — Дедушка помер. Капитал был на его имя… Теперь конец…
Хочет не
хочет дядя, делись… Мне половина.
— Коли так… коли так… — в страстном порыве говорил Петр Степаныч. —
Слушай, Фленушка!.. Да за это не то чтоб свенчать кого, черта за рога поймаю… Что хошь приказывай, все исполню, чего ни
захочешь.
—
Слушай, беседа, что я говорю! — громко вскликнула Фленушка в ответ на уговоры Никитишны и так продолжала: — Сердце у меня, девицы, неуклончивое, никому покориться оно не
захочет — такая уж я на свет уродилась.
А может, кто из вас подумает: «Это-де она только хвастает, попусту только похваляется», так
слушайте, что стану вам говорить:
захотела б я замуж, сегодня ж могла бы уходом уйти.
— Для тебя же прошу, для твоей же пользы, — продолжала Манефа. — Исполнишь мое желание, до́веку проживешь в довольстве и почете, не
послушаешь — горька будет участь твоя. Ты уж не махонькая, разум есть в голове: обсуди, обдумай все хорошенько… Ну скажи по чистой совести, отчего не
хочешь ты меня послушаться, отчего не
хочешь принять иночество?
—
Слушай, — вдруг пораженная новой, не приходившей дотоле ей мыслью, сказала Манефа. — Не
хочешь ли в мир уйти?
Зато после, дома, у окна, на балконе, она говорит ему одному, долго говорит, долго выбирает из души впечатления, пока не выскажется вся, и говорит горячо, с увлечением, останавливается иногда, прибирает слово и на лету хватает подсказанное им выражение, и во взгляде у ней успеет мелькнуть луч благодарности за помощь. Или сядет, бледная от усталости, в большое кресло, только жадные, неустающие глаза говорят ему, что она
хочет слушать его.