Неточные совпадения
Борис бегал в рваных рубашках, всклоченный, неумытый. Лида одевалась хуже Сомовых,
хотя отец ее был богаче доктора. Клим все более ценил дружбу девочки, — ему нравилось молчать,
слушая ее милую болтовню, — молчать, забывая о своей обязанности говорить умное, не детское.
Теперь Клим
слушал учителя не очень внимательно, у него была своя забота: он
хотел встретить детей так, чтоб они сразу увидели — он уже не такой, каким они оставили его.
Клим
слушал с напряженным интересом, ему было приятно видеть, что Макаров рисует себя бессильным и бесстыдным. Тревога Макарова была еще не знакома Климу,
хотя он, изредка, ночами, чувствуя смущающие запросы тела, задумывался о том, как разыграется его первый роман, и уже знал, что героиня романа — Лидия.
Несколько раз
хотел встать и уйти, но сидел, удивленно
слушая Лидию.
— Слушай-ка, Варавка
хочет перевести меня на службу в Рязань, а это, брат, не годится мне. Кто там, в Рязани, будет готовить меня в университет? Да еще — бесплатно, как Томилин?
Клим вздохнул,
послушал, как тишина поглощает грохот экипажа,
хотел подумать о дяде, заключить его в рамку каких-то очень значительных слов, но в голове его ныл, точно комар, обидный вопрос...
И,
слушая ее, он еще раз опасливо подумал, что все знакомые ему люди как будто сговорились в стремлении опередить его; все
хотят быть умнее его, непонятнее ему, хитрят и прячутся в словах.
Она постоянно делала так: заставит согласиться с нею и тотчас оспаривает свое же утверждение. Соглашался с нею Клим легко, а спорить не
хотел, находя это бесплодным, видя, что она не
слушает возражений.
— Нет, я не
хочу задеть кого-либо; я ведь не пытаюсь убедить, а — рассказываю, — ответил Туробоев, посмотрев в окно. Клима очень удивил мягкий тон его ответа. Лютов извивался, подскакивал на стуле, стремясь возражать, осматривал всех в комнате, но, видя, что Туробоева
слушают внимательно, усмехался и молчал.
Клим не ответил. Он
слушал, не думая о том, что говорит девушка, и подчинялся грустному чувству. Ее слова «мы все несчастны» мягко толкнули его, заставив вспомнить, что он тоже несчастен — одинок и никто не
хочет понять его.
Клим
хотел отказаться
слушать вместе с околоточным проповедь чего-то хуже революции, но любопытство обессилило его осторожность. Тотчас возникли еще какие-то не совсем ясные соображения и заставили его сказать...
Самгин завидовал уменью Маракуева говорить с жаром,
хотя ему казалось, что этот человек рассказывает прозой всегда одни и те же плохие стихи. Варвара
слушает его молча, крепко сжав губы, зеленоватые глаза ее смотрят в медь самовара так, как будто в самоваре сидит некто и любуется ею.
Самгин понимал, что Козлов рассуждает наивно, но
слушал почтительно и молча, не чувствуя желания возражать, наслаждаясь песней, слова которой
хотя и глупы, но мелодия хороша.
— Как священноцерковнослужитель,
хотя и лишенный сана, — о чем не сожалею, — и как отец честного человека, погибшего от любви к людям, утверждаю и свидетельствую: все, сказанное сейчас, — верно! Вот —
послушайте!
Самгин видел, что Маракуеву тоже скучно
слушать семинарскую мудрость Дьякона, студент нетерпеливо барабанил пальцами по столу, сложив губы так, как будто
хотел свистнуть. Варвара
слушала очень внимательно, глаза ее были сдвинуты в сторону философа недоверчиво и неприязненно. Она шепнула Климу...
Сейчас, выпив стакан молока, положив за щеку кусок сахара, разглаживая пальцем негустые, желтенькие усики так, как будто
хотел сковырнуть их, Диомидов
послушал беседу Дьякона с Маракуевым и с упреком сказал...
— Революция неизбежна, — сказал Самгин, думая о Лидии, которая находит время писать этому плохому актеру, а ему — не пишет. Невнимательно
слушая усмешливые и сумбурные речи Лютова, он вспомнил, что раза два пытался сочинить Лидии длинные послания, но, прочитав их, уничтожал, находя в этих
хотя и очень обдуманных письмах нечто, чего Лидия не должна знать и что унижало его в своих глазах. Лютов прихлебывал вино и говорил, как будто обжигаясь...
Ее глазки холодно посветлели,
слушая тоже злые ответы Диомидова, она складывала толстые губы свои так, точно
хотела свистнуть, и, перекусывая нитки, как-то особенно звучно щелкала зубами.
Самгин
слушал и утверждался в подозрениях своих: этот человек, столь обыкновенный внешне, манерой речи выдавал себя; он не так прост, каким
хочет казаться. У него были какие-то свои слова, и он обнаруживал склонность к едкости.
Стекла окна кропил дождь, капли его стучали по стеклам, как дитя пальцами. Ветер гудел в трубе. Самгин
хотел есть.
Слушать бас Дьякона было скучно, а он говорил, глядя под стол...
Держа в руках чашку чая, Варвара
слушала ее почтительно и с тем напряжением, которое является на лице человека, когда он и
хочет, но не может попасть в тон собеседника.
Самгин
слушал философические изъявления Митрофанова и хмурился, опасаясь, что Варвара догадается о профессии постояльца. «Так вот чем занят твой человек здравого смысла», — скажет она. Самгин искал взгляда Ивана Петровича,
хотел предостерегающе подмигнуть ему, а тот, вдохновляясь все более, уже вспотел, как всегда при сильном волнении.
Засовывая палец за воротник рубахи, он крутил шеей, освобождая кадык, дергал галстук с крупной в нем жемчужиной, выставлял вперед то одну, то другую ногу, — он
хотел говорить и
хотел, чтоб его
слушали. Но и все тоже
хотели говорить, особенно коренастый старичок, искусно зачесавший от правого уха к левому через голый череп несколько десятков волос.
Но он очень
хотел, чтоб людям было страшно
слушать, чтоб страх отрезвлял их, и ему казалось, что этого он достигает: людям — страшно.
Рассматривая в зеркале тусклые отражения этих людей, Самгин увидел среди них ушастую голову Ивана Дронова. Он
хотел встать и уйти, но слуга принес кофе; Самгин согнулся над чашкой и
слушал.
И легко нашел: несколько сотен людей молча и даже, пожалуй, благодарно
слушают голос женщины, которой он владеет, как
хочет.
Самгин
слушал и улыбался. Красавец Миша внес яростно кипевший самовар и поглядел на гостя сердитым взглядом чернобровых глаз, — казалось, он
хочет спросить о чем-то или выругаться, но явилась Марина, говоря...
Она снова, торопясь и бессвязно, продолжала рассказывать о каком-то веселом товарище слесаря, о революционере, который увез куда-то раненого слесаря, — Самгин
слушал насторожась, ожидая нового взрыва; было совершенно ясно, что она, говоря все быстрей, торопится дойти до чего-то главного, что
хочет сказать. От напряжения у Самгина даже пот выступил на висках.
— Слушай-ко, что я тебе скажу, — заговорила Марина, гремя ключами, становясь против его. И, каждым словом удивляя его, она деловито предложила: не
хочет ли он обосноваться здесь, в этом городе? Она уверена, что ему безразлично, где жить…
Самгин
слушал и улыбался. Ему нравилось, что Валентин говорит беспечально, как бы вспоминая далекое прошлое,
хотя жена ушла от него осенью истекшего года.
Послушав минуты две давно знакомые, плоские фразы, Самгин невольно произнес слова, которые не
хотел бы говорить вслух...
Так она говорила минуты две, три. Самгин
слушал терпеливо, почти все мысли ее были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних слов, очень
хотел найти их, не находил и видел, что она своими словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам не мог бы выразить их так просто и веско.
— Это ужасно! — сочувственно откликнулся парижанин. — И все потому, что не хватает денег. А мадам Муромская говорит, что либералы — против займа во Франции. Но,
послушайте, разве это политика? Люди
хотят быть нищими… Во Франции революцию делали богатые буржуа, против дворян, которые уже разорились, но держали короля в своих руках, тогда как у вас, то есть у нас, очень трудно понять — кто делает революцию?
Он не очень интересовался,
слушают ли его, и
хотя часто спрашивал: не так ли? — но ответов не ждал. Мать позвала к столу, доктор взял Клима под руку и, раскачиваясь на ходу, как австрийский тамбур-мажор, растроганно сказал...
— Слушайте-ко, Самгин, — раздался над головой его сиповатый, пониженный голос Попова, — тут тесть мой сидит, интересная фигура, богатейший человечище! Я сказал ему, что вы поверенный Зотовой, а она — старая знакомая его. Он
хочет познакомиться с вами…
В стороне Исакиевской площади ухала и выла медь военного оркестра, туда поспешно шагали группы людей, проскакал отряд конных жандармов, бросалось в глаза обилие полицейских в белых мундирах, у Казанского собора толпился верноподданный народ, Самгин подошел к одной группе
послушать, что говорят, но полицейский офицер
хотя и вежливо, однако решительно посоветовал...
Как всегда, Самгин напряженно
слушал голоса людей — источник мудрости. Людей стало меньше, в зале — просторней, танцевали уже три пары, и,
хотя вкрадчиво, нищенски назойливо ныли скрипки, виолончель, — голоса людей звучали все более сильно и горячо.