— Объявился, батюшка Патап Максимыч, точно что объявился, — горьким
голосом ответила Аксинья Захаровна. — Слышала я давеча под окнами голос его непутный… Ох, грехи, грехи мои!.. — продолжала она, вскидывая на мужа полные слезами глаза.
— Сироток жалко мне, тятя, — трепетным
голосом ответила девушка, припав к плечу названого родителя. — Сама сирота, разумею… Пошлет ли Господь им родную мать, как мне послал? Голубчик тятенька, жалко мне их!..
Неточные совпадения
— А тебе тоже бы молчать, спасенная душа, —
отвечал Патап Максимыч сестре, взглянув на нее исподлобья. — Промеж мужа и жены советниц не надо. Не люблю, терпеть не могу!.. Слушай же, Аксинья Захаровна, — продолжал он, смягчая
голос, — скажи стряпухе Арине, взяла бы двух баб на подмогу. Коли нет из наших работниц ловких на стряпню, на деревнях поискала бы. Да вот Анафролью можно прихватить. Ведь она у тебя больше при келарне? — обратился он к Манефе.
— До вас, Патап Максимыч, —
отвечала она плаксивым
голосом. — Беда у меня случилась, не знаю, как и пособить. Матушка Манефа пелену велела мне в пяльцах вышивать. На срок, к Масленице, поспела бы беспременно.
— Мое, брат, место завсегда при мне, —
отвечал Микешка. — Аль не знаешь, какой я здесь человек? Хозяйский шурин, Аксинье Захаровне брат родной. Ты не смотри, что я в отрепье хожу… — свысока заговорил Микешка и вдруг, понизив
голос и кланяясь, сказал: — Дай, Алексей Трифоныч, двугривенничек!
— Большой провинности не было, — хмурясь и нехотя
отвечал Чапурин, — а покрепче держать ее не мешает… Берегись беды, пока нет ее, придет, ни замками, ни запорами тогда не поможешь… Видишь ли что? — продолжал он, понизив
голос. — Да смотри, чтоб слова мои не в пронос были.
— Ладно, поспешу, —
отвечал голос за воротами. — А много ль вас народу-то?
— Домового закармливать, — бойко
отвечала красивая, пышущая здоровьем и силой Марьюшка, головщица правого клироса, после Фленушки первая баловница всей обители. На руках ее носили и старые матери и молодые белицы за чудный
голос. Подобного ему не было по всем скитам керженским, чернораменским.
— Ну и посижу, — бойко
отвечала Марья. — Эка беда?.. А кто на клиросе-то будет запевы запевать? Ты, что ли, козьим своим
голосом?..
— Вестимо, так, —
ответила Манефа и, немного помолчав, заговорила ласкающим
голосом: — А я все насчет братца-то, сударыня Марья Гавриловна. Очень уж он скорбит, что за суетами да недосугами не отписал вам письмеца, на именины-то не позвал. Так скорбит, так кручинится, не поставили бы ему в вину.
— Есть, —
отвечала Таня. — Вечор до нас из Москвы какой-то приехал… И прокурат же парень — ни в часовне не молился, ни у матушки не благословился, первым делом к белицам за околицу куролесить да песни петь… Сам из себя маленек да черненек, а девицы сказывают,
голос что соловей.
— Алексей, мол, Трифонов зашел… Из-за Волги, дескать… Что у Чапурина, у Патапа Максимыча, в приказчиках жил, — все еще несмелым
голосом, стоя без шапки и переминаясь с ноги на ногу,
отвечал Алексей.
— Вольному воля! — понизив
голос,
ответила Манефа. — Господь призрит на нища и убога — проживем и без твоих милостей.
— Нет уж, Марко Данилыч, Василья Борисыча не мне стать началить, — повысив несколько
голос,
ответила уставщица. — Другого такого начетчика по всему христианству нет…
Неточные совпадения
— Перуновы именины справляют, ваше высокородие! —
отвечали в один
голос квартальные.
— Митьку жалко! —
отвечала Аленка, но таким нерешительным
голосом, что было очевидно, что она уже начинает помышлять о сдаче.
— Едем, едем, —
отвечал счастливый Левин, не перестававший слышать звук
голоса, сказавший: «до свидания», и видеть улыбку, с которою это было сказано.
— Я не для мужа, а для себя не хочу. Не говорите этого! —
отвечал взволнованный
голос Анны.
— Сейчас, сейчас! —
отвечал голос, и Левин с изумлением слышал, что доктор говорил это улыбаясь.