Неточные совпадения
Бросила горшки свои Фекла; села
на лавку и, ухватясь руками за колена, вся вытянулась вперед, зорко
глядя на сыновей. И вдруг стала такая бледная, что краше во гроб кладут. Чужим теплом Трифоновы дети не грелись, чужого куска не едали, родительского дома отродясь не покидали. И никогда у
отца с матерью
на мысли того не бывало, чтобы когда-нибудь их сыновьям довелось
на чужой стороне хлеб добывать. Горько бедной Фекле.
Глядела,
глядела старуха
на своих соколиков и заревела в источный голос.
«Уйдите, говорит,
отцы родные, Христа ради, уйдите: не
глядите на девок, не срамите их».
— Сказывай!.. Все по ряду сказывай!.. — говорил
отец, сурово
глядя на Матренушку. Дрожал и обрывался от гнева голос его.
— Нет в ней смиренья ни
на капельку, — продолжала Манефа, — гордыня, одно слово гордыня. Так-то
на нее посмотреть — ровно б и скромная и кроткая, особливо при чужих людях, опять же и сердца доброго, зато коли что не по ней — так строптива, так непокорна, что не
глядела б
на нее…
На что
отец, много-то с ним никто не сговорит, и того, сударыня, упрямством гнет под свою волю. Он же души в ней не чает — Настасья ему дороже всего.
А встреча была что-то не похожа
на прежние. Не прыгают дочери кругом
отца, не заигрывают с ним утешными словами. Аксинья Захаровна вздыхает,
глядит исподлобья. Сам Патап Максимыч то и дело зевает и чаем торопит…
Настя
глядела непразднично… Исстрадалась она от гнета душевного… И узнала б, что замыслил
отец, не больно б тому возрадовалась… Жалок ей стал трусливый Алексей!.. И то приходило
на ум: «Уж как загорелись глаза у него, как зачал он сказывать про ветлужское золото… Корыстен!.. Не мою, видно, красоту девичью, а мое приданое возлюбил погубитель!.. Нет, парень, постой, погоди!.. Сумею справиться. Не хвалиться тебе моей глупостью!.. Ах, Фленушка, Фленушка!.. Бог тебе судья!..»
— Слушай-ка, что я скажу тебе, — положив руку
на плечо Алексея и зорко
глядя ему в глаза, молвил Патап Максимыч. — Человек ты молодой, будут у тебя другой
отец, другая мать… Их-то станешь ли любить?.. Об них-то станешь ли так же промышлять, будешь ли покоить их и почитать по закону Божьему?..
— «Так я пóд вечер наряжу, святый отче…» А игумен опять то же слово: «Как знаешь!..»
На другой день поу́тру опять к нему
отец Парфений приходит,
глядит, а игумен так и рыдает, так и разливается-плачет…
Сидя в бывшей Настиной светлице, молча
глядела Манефа, как Фленушка с Устиньей Московкой укладывали пожитки ее в чемоданы. Вдруг распахнулась дверь из сеней и вошел Патап Максимыч, одетый по-домашнему: в широкой рубахе из алого канауса, опоясанный шелковым поясом, вытканным в подарок
отцу покойницей Настей. Поглядел он
на укладыванье, поглядел
на Манефу, почесал слегка голову и молвил сестре...
Судорожно рыдала Фленушка, и тихо текли слезы по впалым ланитам Манефы… «Сказать ли ей тайну? — думала она,
глядя на Фленушку. — Нет, нет!.. Зачем теперь про свой позор говорить?.. Перед смертью откроюсь… А про него не скажу, чтоб не знала она, что
отец у нее, может, каторжник был… Нет, не скажу!..»
Пятнадцатилетняя боярыня Плодомасова не обличала ни страха, ни трепета, ни волнения, ни злорадства. Она стояла на окне только с одним, чувством: она с чувством бесконечной любви
глядела на отца, быстро несшегося к ней впереди отряда. Окружающих боярышню женщин бил лихорадочный трепет, они протягивали свои робкие руки к не оставлявшей своего места боярышне и робко шептали: «Спаси нас! спаси — мы ни в чем не повинны».
Егор Семеныч нечаянно подслушал это, вбежал в комнату и с отчаяния не мог выговорить ни одного слова и только топтался на одном месте и как-то странно мычал, точно у него отнялся язык, а Таня,
глядя на отца, вскрикнула раздирающим голосом и упала в обморок.
Прошка один кормил свою семью, то есть отца и малолетков. Последние вырастали на выселковской площади,
глядя на отца, на сестру, на брата своими детски-наивными глазами. В этих глазах рано засветилась недетская дума. Казалось малолетки обсуждали три пути, какими шли их ближайшие родственники, решая про себя, какой из них представляет наиболее удобств.
Неточные совпадения
— Да вот посмотрите
на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как
отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как
глянешь вон, — сказал Василий, указывая
на поле, — сердце радуется.
— Экой молодец стал! И то не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич,
глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к
отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым
на небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами
глядя на цепочку часов
отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
— Нелегко. Черт меня дернул сегодня подразнить
отца: он
на днях велел высечь одного своего оброчного мужика — и очень хорошо сделал; да, да, не
гляди на меня с таким ужасом — очень хорошо сделал, потому что вор и пьяница он страшнейший; только
отец никак не ожидал, что я об этом, как говорится, известен стал. Он очень сконфузился, а теперь мне придется вдобавок его огорчить… Ничего! До свадьбы заживет.
Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча
глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то
на отца, то
на дядю.