Неточные совпадения
Известно, сначала взбеленится, а месяц,
другой пройдут, спесь-то и свалится,
возьмет зятя в дом, и заживете вы в добром ладу и совете.
— А я вот что, Алексеюшка, думаю, — с расстановкой начал Патап Максимыч. — Поговорить бы тебе с отцом, не отпустит ли он тебя ко мне в годы. Парень ты золотой, до всякого нашего дела доточный, про токарное дело нечего говорить, вот хоть насчет сортировки и всякого
другого распоряженья… Я бы тебя в приказчики
взял. Слыхал, чать, про Савельича покойника? На его бы место тебя.
Медленно и робко ступил Алексей шаг, ступил
другой,
взял Настю за руку.
— Уж я лаской с ней: вижу, окриком не
возьмешь, — сказал Патап Максимыч. — Молвил, что про свадьбу год целый помину не будет, жениха, мол, покажу, а год сроку даю на раздумье. Смолкла моя девка, только все еще невеселая ходила. А на
другой день одумалась, с утра бирюком глядела, к обеду так и сияет, пышная такая стала да радостная.
Другой хозяйки Ивану Григорьичу негде
взять: родни только и есть, что Спиридоновна, а чужую в дом ко вдовцу зазорно вести.
Не обнес Патап Максимыч и шурина, сидевшего рядом с приставленным к нему Алексеем… Было время, когда и Микешка, спуская с забубенными
друзьями по трактирам родительские денежки, знал толк в этом вине…
Взял он рюмку дрожащей рукой, вспомнил прежние годы, и что-то ясное проблеснуло в тусклых глазах его… Хлебнул и сплюнул.
Вынул каждый лесник из зепи [Зепь — кожаная, иногда холшовая, мошна привесная, а если носится за пазухой, то прикрепленная к зипуну тесемкой или ремешком. В зепи держат деньги и паспорт.] по грошу. На одном Захар накусил метку. Дядя Онуфрий
взял шапку, и каждый парень кинул туда свой грош. Потряс старшой шапкой, и лесники один за
другим стали вынимать по грошу.
— И в руки такую дрянь не
возьму, — отвечал паломник. — Погляди-ка на орла-то — хорош вышел, нечего сказать!.. Курица, не орел, да еще одно крыло меньше
другого… Мой совет: спусти-ка ты до греха весь пятирублевый струмент в Усту, кое место поглубже. Право…
— Ладно, — отозвался Дюков,
взял деньги, сунул в карман и, повернувшись на
другой бок, захрапел пуще прежнего.
В самый смертный час подозвала мать Назарета Веру Иевлевну, велела ей вынуть из подголовка ключ от подземелья и
взяла с нее зарок со страшным заклятьем самой туда ходить, но
других никого не пускать.
— Про это что и говорить, — отвечал Пантелей. — Парень — золото!.. Всем
взял: и умен, и грамотей, и душа добрая… Сам я его полюбил. Вовсе не похож на
других парней — худого слова аль пустошних речей от него не услышишь: годами молод, разумом стар… Только все же, сама посуди, возможно ль так приближать его? Парень холостой, а у Патапа Максимыча дочери.
— Настенька!..
Друг ты мой сердечный!.. — умоляющим голосом заговорил Алексей,
взяв за руку девушку. — Какое ты слово опять молвила!.. Я-то тебя не люблю?.. Отдай, отдай ленту да колечко, отдай назад, моя ясынька, солнышко мое ненаглядное… Я не люблю?.. Да я за тебя в огонь и в воду пойду…
— Тешь свой обычай, смейся, Настасья Патаповна, а я говорю дело, — переминаясь на месте, сказал Алексей. — Без родительского благословения мне тебя
взять не приходится… А как сунусь к нему свататься?.. Ведь от него погибель… Пришел бы я к нему не голышом, а брякнул бы золотой казной,
другие б речи тогда от него услыхал…
— Нечего тут! — стояла на своем Фленушка. — Ишь сахар медович какой выискался!.. Нет,
друг сердечный, отлынью [Отлынь — от глагола отлынивать — уклоняться с ложью, из лени.] здесь не
возьмешь. Здесь наша большина́ — твори волю девичью, не моги супротивничать. Волей нейдешь — силком сволочем… Марьюшка!
— Не заезжал, — ответил Алексей, — надо было
другую дорогу
взять.
— Заместо меня
другого взял Патап Максимыч. Григорья Филиппова, не слыхал ли? Удельный из-под Городца откуда-то.
Кончили тем, что через неделю, когда придет из Астрахани колышкинский пароход «Успех», разгрузится и
возьмет свежую кладь до Рыбинска, Алексей поедет на нем при клади и тем временем ознакомится с пароходным делом. Затем было обещано ему место капитана на
другом пароходе Колышкина.
Чужих детей принимали крестьяне с великой радостью, из-за них даже свары и ссоры бывали — и тому
взять хочется, и
другому охота.
Наконец все мужики были отпущены, но писарь все-таки не вдруг допустил до себя Алексея. Больно уж хотелось ему поломаться.
Взял какие-то бумаги, глядит в них, перелистывает, дело, дескать, делаю, мешать мне теперь никто не моги, а ты,
друг любезный, постой, подожди, переминайся с ноги на ногу… И то у Морковкина на уме было: не вышло б передряги за то, что накануне сманил он к себе Наталью с грибовной гулянки… Сидит, ломает голову — какая б нужда Алешку в приказ привела.
Опять же за то любили ее, что была она некорыстная — за лечбу ли, за
другое ли что подарят ее,
возьмет с благодарностью, а сама ни за что на свете не попросит.
— Так-то оно так, — молвил Марко Данилыч, — да, право, много делов-то набралось, матушка… Вот теперича хоть по рыбной части
взять — восемь баржей из Астрахани вышли на
другой день Всех святых, а до сих пор об них никакого нет известия, не знаю, все ли там благополучно.
—
Другую читалку у Манефы
возьму, — после недолгого раздумья молвила Таисея. — У них девиц много, пошлет одну и нас не обидит… Третью долю вклады, не то и всю половину отдаст… Сегодня ж к ней побреду.
— Как же, матушка, со всеми простился, — ответил Петр Степаныч. — И со сродниками, и с приказчиками, и со всеми
другими домашними, которы на ту пору тут прилучились. Всех к себе велел позвать и каждого благословлял, а как кого зовут, дядюшка подсказывал ему. Чуть не всех он тут впервые увидел… Меня хоть
взять — перед Рождеством двадцать седьмой мне пошел, а прадедушку чуть-чуть помню, когда еще он в затвор-от не уходил.
— А ты молчи, дело говорю, — сказала она, отстраняя от себя Самоквасова. — Укажу, кого повенчать, погляжу на твою удаль… И если
возьмешь удальством, повенчаешь их, бери меня тогда, хоть на
другой же день бери…
Другую белицу Грушенькой звали — ту для услуг
взяла с собой Маргарита.
— Король-девка! — вскликнула Дарья Никитишна. — Только знаешь, что скажу я тебе нá это, Дунюшка? Живучи с такою женой, муж-то не вытерпел бы, не гудок, а плеть в руки
взял бы — запела б песню
другим голосом, как раз-другой обошел бы он тебя дубовым корешком.
Груня подбежала к божнице,
взяла две иконы, одну подала Патапу Максимычу,
другую Аксинье Захаровне.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Осип. Ваше высокоблагородие! зачем вы не берете?
Возьмите! в дороге все пригодится. Давай сюда головы и кулек! Подавай все! все пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, — и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что
другое, подвязать можно.
Хлестаков. Нет, вы этого не думайте: я не беру совсем никаких взяток. Вот если бы вы, например, предложили мне взаймы рублей триста — ну, тогда совсем дело
другое: взаймы я могу
взять.
«Тсс! тсс! — сказал Утятин князь, // Как человек, заметивший, // Что на тончайшей хитрости //
Другого изловил. — // Какой такой господский срок? // Откудова ты
взял его?» // И на бурмистра верного // Навел пытливо глаз.
Г-жа Простакова. Врет он,
друг мой сердечный! Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе
возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.