Неточные совпадения
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который,
сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
Первое впечатление было не в пользу «академии». Ближе всех
сидел шестифутовый хохол Гришук, студент лесного института, рядом
с ним седой старик
с военной выправкой — полковник Фрей, напротив него Молодин, юркий блондин
с окладистой бородкой и пенсне. Четвертым оказался худенький господин
с веснушчатым лицом и длинным носом.
С одной стороны, моя комната «очертела» мне до невозможности, как пункт какого-то предварительного заключения, и поэтому, естественно, меня тянуло разделить свое одиночество
с другим, подобным мне существом, — это инстинктивное тяготение к дружбе и общению — лучшая характеристика юности; а
с другой, — я так же инстинктивно боялся потерять пока свое единственное право —
сидеть одному в четырех стенах.
— Как это странно, — говорил Пепко, выпив залпом три стакана, — как странно, что вот мы
с тобой
сидим и пьем чай…
Представьте себе совершенно невероятную картину: на моей кушетке
сидел Пепко
с гитарой, приняв какую-то особую позу жуирующего молодого человека, а перед ним…
В зале уже
сидел какой-то офицер, то есть не офицер, а интендантский чиновник в военной форме, пожилой, лысый,
с ласково бегавшими маслеными глазами.
— Молодой человек, ведь вам к экзамену нужно готовиться? — обратился он ко мне. — Скверно… А вот что: у вас есть богатство. Да… Вы его не знаете, как все богатые люди: у вас прекрасный язык. Да… Если бы я мог так писать, то не
сидел бы здесь. Языку не выучишься — это дар божий… Да. Так вот-с, пишете вы какой-то роман и подохнете
с ним вместе. Я не говорю, что не пишите, а только надо злобу дня иметь в виду. Так вот что: попробуйте вы написать небольшой рассказец.
Мы повиновались. Спуск
с колосников шел по винтовой железной лестнице. В зале буря не смолкала. Мы шли по сцене, прошли к тому месту, где
сидела дива. Мы остановились в двух шагах. Худенькая, смуглая, почти некрасивая женщина очень небольшого роста. Рядом
с ее стулом стоял представительный господин во фраке.
К моему удивлению, Карл Иваныч не дольше как через час
сидел за роялем и аккомпанировал своему хору. Прельстившая Пепку хористка оказалась недурной солисткой. Мы
с Пепкой представляли собой «благородную публику». Показались в дверях залы две фуражки
с красным околышем и скрылись. Очевидно, дачная публика стеснялась.
— Да в «Розе»…
Сижу с немцем за столиком, пью пиво, и вдруг вваливается этот старый дурак, который жужжал тогда мухой, а под ручку
с ним Верочка и Наденька. Одним словом, семейная радость… «Ах, какой сюрприз, Агафон Павлыч! Как мы рады вас видеть… А вы совсем бессовестный человек: даже не пришли проститься перед отъездом». Тьфу!..
Как раз это была дача
с качелями, а на качелях
сидела она в белом летнем платье, перехваченном красной широкой лентой вместо пояса.
Я сейчас же забыл о Пепкиной трагедии и вспомнил о ней только в антракте, когда гулял под руку
с Александрой Васильевной в трактирном садике. Любочка
сидела на скамейке и ждала… Я узнал ее, но по малодушию сделал вид, что не узнаю, и прошел мимо. Это было бесцельно-глупо, и потом мне было совестно. Бедная девушка, вероятно, страдала, ожидая возвращения коварного «предмета». Александра Васильевна крепко опиралась на мою руку и в коротких словах рассказала свою биографию.
Итак, я
сидел за своей работой. В раскрытое окно так и дышало летним зноем. Пепко проводил эти часы в «Розе», где проходил курс бильярдной игры или гулял в тени акаций и черемух
с Мелюдэ. Где-то сонно жужжала муха, где-то слышалась ленивая перебранка наших милых хозяев, в окно летела пыль
с шоссе.
Через час вся компания
сидела опять в садике «Розы», и опять стояла бутылка водки, окруженная разной трактирной снедью. Все опохмелялись
с каким-то молчаливым ожесточением, хлопая рюмку за рюмкой. Исключение представлял только один я, потому что не мог даже видеть, как другие пьют. Особенно усердствовал вернувшийся
с безуспешных поисков Порфир Порфирыч и сейчас же захмелел. Спирька продолжал над ним потешаться и придумывал разные сентенции.
Я даже не посмотрел, кто там
сидел, а отправился прямо в «мертвецкую», где сейчас же напился
с горя и почувствовал себя «серым человеком»
с новой силой.
— А я научу. Будем играть в рамс… Я ужасно люблю. А вам необходимо развлечься немного, чтобы не думать о болезни. Сегодня у нас что? Да, равноденствие… Скоро весна, на дачу поедем, а пока в картишки поиграем. Мне одной-то тоже не весело. Сидишь-сидишь, и одурь возьмет. Баб я терпеть не могу, а одной скучно… Я вас живо выучу. Как жаль, что сегодня карт не захватила
с собой, а еще думала… Этакая тетеря…
Раз на рекогносцировке я попал в турецкую деревушку, захожу в один дом, чтобы напиться, — вижу,
сидит на полу на ковре старый-старый турок
с седой длинной бородой и читает коран.
На улице трещали экипажи,
с Невы доносились свистки пароходов: это другой торопился по своим счастливым делам, другой ехал куда-то мимо, одни «Федосьины покровы» незыблемо оставались на месте, а я
сидел в них и точил самого себя, как могильный червь.
— Нет, мужчины совсем наоборот… Взять вот хоть вас. Вот сейчас
сидим мы
с вами, разговариваем, а где-нибудь растет девушка, которую вы полюбите, и женитесь, заведете деток… Я это к слову говорю, а не из ревности. Я даже рада буду вашему счастью… Дай бог всего хорошего и вам и вашей девушке. А под окошечком у вас все-таки пройду…
Так наступила зима и прошли святки. В нашей жизни никаких особенных перемен не случилось, и мы так же скучали. Я опять писал повесть для толстого журнала и опять мучился. Раз вечером
сижу, работаю, вдруг отворяется дверь, и Пепко вводит какого-то низенького старичка
с окладистой седой бородой.
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы
с Петром Ивановичем. — А
с какой стати
сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и есть этот чиновник.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет
сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился
с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Потупился, задумался, // В тележке
сидя, поп // И молвил: — Православные! // Роптать на Бога грех, // Несу мой крест
с терпением, // Живу… а как? Послушайте! // Скажу вам правду-истину, // А вы крестьянским разумом // Смекайте! — // «Начинай!»
Впопад ли я ответила — // Не знаю… Мука смертная // Под сердце подошла… // Очнулась я, молодчики, // В богатой, светлой горнице. // Под пологом лежу; // Против меня — кормилица, // Нарядная, в кокошнике, //
С ребеночком
сидит: // «Чье дитятко, красавица?» // — Твое! — Поцаловала я // Рожоное дитя…
Питался больше рыбою; //
Сидит на речке
с удочкой // Да сам себя то по носу, // То по лбу — бац да бац!