Неточные совпадения
Я
знал,
как смотрит на мою работу Пепко, и старался писать, когда его
не было.
— Молодой человек, ведь вам к экзамену нужно готовиться? — обратился он ко мне. — Скверно… А вот что: у вас
есть богатство. Да… Вы его
не знаете,
как все богатые люди: у вас прекрасный язык. Да… Если бы я мог так писать, то
не сидел бы здесь. Языку
не выучишься — это дар божий… Да. Так вот-с, пишете вы какой-то роман и подохнете с ним вместе. Я
не говорю, что
не пишите, а только надо злобу дня иметь в виду. Так вот что: попробуйте вы написать небольшой рассказец.
Это
была трогательная просьба. Только воды, и больше ничего. Она
выпила залпом два стакана, и я чувствовал,
как она дрожит. Да, нужно
было предпринять что-то энергичное, решительное, что-то сделать, что-то сказать, а я думал о том,
как давеча нехорошо поступил, сделав вид, что
не узнал ее в саду. Кто
знает,
какие страшные мысли роятся в этой девичьей голове…
—
Не знаю… Войдите и в мое положение: что я
буду делать с вами? Оставить вас я
не могу,
как это делают некоторые… Утешать — бесполезно.
Ведь никто
не знает,
какой он
был хороший, добрый,
как любил меня…
Это
была ложь, но в данный момент я так верил в себя, что маленькая хронологическая неточность ничего
не значила, — пока я печатал только рассказики у Ивана Иваныча «на затычку», но скоро, очень скоро все
узнают,
какие капитальные вещи я представлю удивленному миру.
Невыгодное для меня сравнение с Порфиром Порфирычем нисколько
не было обидно: он писал
не бог
знает как хорошо, но у него
была своя публика, с которой он умел говорить ее языком, ее радостями и горем, заботами и злобами дня.
А того
не будет знать, через
какие трущобы мы брели,
какие тернии рвали нашу душу и
как нас обманывали на каждом шагу блуждающие огоньки, делавшие ночь еще темней.
— А
как бы вы думали? О, вы совсем
не знаете жизни… Потом, он ни одной ночи
не провел вне дома. Где бы ни
был, а домой все-таки вернется… Это много значит. Теперь он ухаживает за этой старой девой…
Не делает чести его вкусу — и только.
— Пусть она там злится, а я хочу
быть свободным хоть на один миг. Да, всего на один миг. Кажется, самое скромное желание? Ты думаешь, она нас
не видит?.. О, все видит! Потом
будет проникать мне в душу — понимаешь, прямо в душу. Ну, все равно… Сядем вот здесь. Я хочу себя чувствовать тем Пепкой,
каким ты меня
знал тогда…
— А вот, читай… Целую неделю корпел.
Знаешь, я открыл, наконец, секрет сделаться великим писателем. Да… И
как видишь, это совсем
не так трудно. Когда ты прочтешь, то сейчас же превратишься в мудреца. Посмотрим тогда, что он скажет… Ха-ха!.. Да,
будем посмотреть…
Не знаю почему, но это бродяжничество по улицам меня успокаивало, и я возвращался домой с аппетитом жизни, —
есть желание жить,
как есть желание питаться. Меня начинало пугать развивавшаяся старческая апатия — это уже
была смерть заживо. Глядя на других, я начинал точно приходить в себя. Являлось то, что называется самочувствием. Выздоравливающие хорошо
знают этот переход от апатии к самочувствию и аппетиту жизни.
Он понимал все роды и мог вдохновляться и тем и другим; но он не мог себе представить того, чтобы можно было вовсе
не знать, какие есть роды живописи, и вдохновляться непосредственно тем, что есть в душе, не заботясь, будет ли то, что он напишет, принадлежать к какому-нибудь известному роду.
Меня даже зло взяло. Я
не знал, как быть. «Надо послать к одному старику, — посоветовали мне, — он, бывало, принашивал меха в лавки, да вот что-то не видать…» — «Нет, не извольте посылать», — сказал другой. «Отчего же, если у него есть? я пошлю». — «Нет, он теперь употребляет…» — «Что употребляет?» — «Да, вино-с. Дрянной старичишка! А нынче и отемнел совсем». — «Отемнел?» — повторил я. «Ослеп», — добавил он.
Ротшильд не делает нищего-ирландца свидетелем своего лукулловского обеда, он его не посылает наливать двадцати человекам Clos de Vougeot с подразумеваемым замечанием, что если он нальет себе, то его прогонят как вора. Наконец, ирландец тем уже счастливее комнатного раба, что он
не знает, какие есть мягкие кровати и пахучие вины.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то
есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем,
как и
быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать,
какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала,
как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право,
как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя,
как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.