Неточные совпадения
Ну, лепешки у нас к чаю
были, —
я ему лепешку подала.
Потом Никита с Ахметкой вертелись в куфне и с ним што-то болтали, а уж
мне не до них
было.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с
меня голову!.. Ну, надо ли
было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…
—
Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда
было. Семью на ноги поднимал, а
меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
— Што, на
меня любуешься? — пошутил Колобов, оправляя пониток. — Уж каков
есть: весь тут. Привык по-домашнему ходить, да и дорожка выпала не близкая. Всю Ключевую, почитай, пешком прошел. Верст с двести
будет… Так оно по-модному-то и неспособно.
— А привык
я. Все пешком больше хожу: которое место пешком пройдешь, так оно памятливее. В Суслоне чуть
было не загостился у твоего зятя, у писаря… Хороший мужик.
— Одна мебель чего
мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей
быть.
— Не принимаю
я огорчения-то, Харитон Артемьич. И скусу не знаю в вине, какое оно такое
есть. Не приводилось отведывать смолоду, а теперь уж года ушли учиться.
— У нас между первой и второй не дышат, — объяснил он. — Это по-сибирски выходит. У нас все в Заполье не дураки
выпить. Лишнее в другой раз переложим, а в компании нельзя. Вот
я и стар, а компании не порчу… Все бросить собираюсь.
— Это ты правильно, хозяюшка, — весело ответил гость. — Необычен
я, да и стар. В черном теле прожил всю жизнь, не до питья
было.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко
мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну,
я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем…
Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим?
Пьешь чай-то?
— Да так нужно
было, Тарас Семеныч… Ведь
я не одну невесту для Галактиона смотреть пришел, а и себя не забыл. Тоже жениться хочу.
— А то как же… И невесту уж высмотрел. Хорошая невеста, а женихов не
было. Ну, вот
я и пришел… На вашей Ключевой женюсь.
— Что же,
будем строиться, — согласился Галактион. — Мы проезжали мимо Суслона. Место подходящее… А только
я бы лучше на устье Ключевой поставил мельницу.
—
Я тебе невесту высватал, дураку, а у тебя пароходы на уме. Благодарить
будешь.
— Что же
мне говорить? — замялся Галактион. — Из твоей воли
я не выхожу. Не перечу… Ну, высватал, значит так тому делу и
быть.
— А еще то, родитель, что ту же бы девушку взять да самому, так оно, пожалуй, и лучше бы
было. Это
я так, к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
— Вот как ты со
мной разговариваешь, Галактион! Над родным отцом выкомуриваешь!.. Хорошо,
я тогда с тобой иначе
буду говорить.
— Думал
я, по осени сыграем свадьбу… По-хорошему, думал, все дельце пойдет. А теперь другое… Да. Через две недели теперь свадьба
будет.
— Ты у
меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!..
Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел
меня. Ох, согрешил
я с вами: один умнее отца захотел
быть и другой туда же… Нет, шабаш!
Будет веревки-то из
меня вить…
Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого
я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
— Мамынька, да, право же, ей-богу,
я ничего…
Я тоже
буду прятаться.
— Вы доброю волею за
меня идете, Серафима Харитоновна? Пожалуйста, не обижайтесь на
меня: может
быть, у вас
был кто-нибудь другой на примете?
— Что вы, Галактион Михеич, — смущенно ответила невеста. — Никого у
меня не
было и никого
мне не нужно.
Я вся тут. Сами видите, кого берете. Как вы, а
я всей душой…
— Зачем они женятся? Что? Разве это необходимо для каждого русского купца? А впрочем, может
быть,
я плохо понимаю по-русску?
— Ну, тогда и звал, — невозмутимо отвечал Шахма. — Сама говорил: девка
буду пропивать, приезжай, Шахма. Вот
я и гулял на твой свадьба.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и другого такого нет, не
было и не
будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но
я отдал бы ему все, что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
— Вот умница! — похвалил гость. — Это и
мне так впору догадаться… Ай да молодец писарь, хоть на свадьбу и не звали!.. Не тужи, потом позовут, да сам не пойдешь: низко
будет.
— А ты не беспокойся, мельник, тесно не
будет…
Я ведь крупчатку
буду ставить. Ты мели да помалывай серячок, а мы белую мучку
будем делать, даст бог.
— Бог-то бог, да и сам не
будь плох. Хорошо у вас, отец Макар… Приволье кругом. Вы-то уж привыкли и не замечаете, а
мне в диковинку… Одним словом, пшеничники.
Серафима Харитоновна тихо засмеялась и еще раз поцеловала сестру. Когда вошли в комнату и Серафима рассмотрела суслонскую писаршу, то невольно подумала: «Какая деревенщина стала наша Анна! Неужели и
я такая
буду!» Анна действительно сильно опустилась, обрюзгла и одевалась чуть не по-деревенски. Рядом с ней Серафима казалась барыней. Ловко сшитое дорожное платье сидело на ней, как перчатка.
— Что
я тебе каторжный дался? — заявил сторож. — Нет, брат,
будет мудрить! Шабаш!
— А вот и смею… Не те времена. Подавайте жалованье, и конец тому делу.
Будет мне терпеть.
— А ежели у нас темнота?
Будут деньги,
будет и торговля. Надо же и купцу чем-нибудь жить. Вот и тебе, отец Макар, за требы прибавка выйдет, и
мне, писарю. У хлеба не без крох.
— Вот главное, чтобы хлеб-то
был, во-первых, а во-вторых, будущее неизвестно. С деньгами-то надобно тоже умеючи, а зря ничего не поделаешь. Нет,
я сомневаюсь, поколику дело не выяснится.
— За битого семь небитых дают, — шутил он, по обыкновению. — Тебя в солдатчине били, а
меня на заводской работе. И вышло — два сапога пара. Поступай ко
мне на службу:
будешь доволен.
— Поглянулся ты
мне, вот главная причина, — шутил Михей Зотыч. — А
есть одна у тебя провинка.
— Сказано:
будешь доволен. Главное, скула
мне у тебя нравится: на ржаной хлеб скула.
— Не любишь? забыл? — шептала она, отступая. — Другую полюбил? А эта другая рохля и плакса. Разве тебе такую
было нужно жену? Ах, Галактион Михеич! А вот
я так не забыла, как ты на своей свадьбе смотрел на
меня… ничего не забыла. Сокол посмотрел, и нет девушки… и не стыдно
мне нисколько.
— Мамаша,
я хочу
быть благородной. Очень
мне интересно выходить замуж за какого-нибудь сиволапого купца! Насмотрелась
я на своих сестриц, как они в темноте живут.
— Исправницей
буду, мамаша. Чаем губернатора
буду угощать, а он у
меня руку
будет целовать. В благородных домах везде такой порядок. В карете
буду ездить.
— Да
я не о том, немецкая душа: дело-то ваше неправильное… да. Божий дар
будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой, а вам наплевать… тьфу!..
— Да ведь
мне, батюшка, ничего от вас и не нужно, — объяснил Штофф, не сморгнув глазом. — Престо, счел долгом познакомиться с вами, так как
будем жить в соседях.
—
Я хочу и сама пожить, — заявила она с наивностью намучившегося человека. —
Будет с нас детей.
— И то для вас
будет выгоднее, чем сидеть здесь и ждать у моря погоды. Поверьте
мне. А
я вас устрою.
— Ничего ты от
меня, миленький, не получишь… Ни одного грошика, как
есть. Вот, что на себе имеешь, то и твое.
— Завтра, то
есть сегодня,
я уеду, — прибавил он в заключение. — Если что вам понадобится, так напишите. Жена пока у вас поживет… ну, с неделю.
—
Будем устраиваться… да… — повторял Штофф, расхаживая по комнате и потирая руки. —
Я уже кое-что подготовил на всякий случай. Ведь вы знаете Луковникова? О, это большая сила!.. Он знает вас. Да… Ничего, помаленьку устроимся. Знаете, нужно жить, как кошка: откуда ее ни бросьте, она всегда на все четыре ноги встанет.
— Да
я не
пью, Илья Фирсыч… Так разве, одну рюмочку.
— А
я ведь знавал Михея-то Зотыча, — говорил он, подвигая стул ближе к Галактиону. — Еще там, на заводах… Как же! У него три сына
было, три молодца.
— А вы забыли, как
я на вашей свадьбе
была? Как же, мы тогда еще с Харитиной русскую отплясывали. Какие мы тогда глупые
были: ничего-то, ничего не понимали. Совсем девчонки.