Неточные совпадения
— Ничего, светленько живете, отец Макар… Дай бог
так-то всякому. Ничего, светленько…
Вот и я вырос на ржаном хлебце, все зубы съел на нем, а под старость захотел пшенички. Много ли нужно мне, старику?
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет
так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего было жить,
вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
— А ежели я его люблю,
вот этого самого Галактиона? Оттого я женил за благо время и денег не дал, когда в отдел он пошел… Ведь умница Галактион-то, а когда в силу войдет, так и никого бояться не будет. Теперь-то вон как в нем совесть ходит… А тут еще отец ему спуску не дает.
Так-то, отче!
—
Так-то будет вернее, — говорил он, еще раз прочитывая составленную Замараевым духовную. —
Вот что, Флегонт, как я теперь буду благодарить тебя?
— И будешь возить по чужим дворам, когда дома угарно. Небойсь стыдно перед детьми свое зверство показывать…
Вот так-то, Галактион Михеич! А ведь они, дети-то, и совсем большие вырастут. Вырасти-то вырастут, а к отцу путь-дорога заказана. Ах, нехорошо!.. Жену не жалел, так хоть детей бы пожалел. Я тебе по-стариковски говорю… И обидно мне на тебя и жаль. А как жалеть, когда сам человек себя не жалеет?
— Болтать болтают, а знать никто ничего не знает… Ведь не про нас одних судачат, а про всех. Сегодня
вот ты приехал ко мне, а завтра я могу тебя и не принять… С мужнею-то женой трудно разговаривать, не то что с своею полюбовницей.
Так-то, Павел Степаныч… Хоть и плохой, а все-таки муж.
— Ох, боговы работнички, нехорошо! — шамкал он. — Привел господь с ручкой идти под чужими окнами…
Вот до чего лакомство-то доводит! Видно, который и богат мужик, да без хлеба — не крестьянин.
Так-то, миленькие!.. Ох, нужда-то выучит, как калачи едят!
— Посмотрел я достаточно, — продолжал Михей Зотыч. — Самого чуть не убили на мельнице у Ермилыча. «Ты, — кричат мужики, — разорил нас!»
Вот какое дело-то выходит. Озверел народ. Ох, худо, Вахрушка!.. А помочь нечем.
Вот вы гордитесь деньгами, а пришла беда, вас и нет.
Так-то.
Потом Михей Зотыч принялся ругать мужиков — пшеничников, оренбургских казаков и башкир, — все пропились на самоварах и гибнут от прикачнувшейся легкой копеечки. А главное — работать по-настоящему разучились: помажут сохой —
вот и вся пахота. Не удобряют земли, не блюдут скотинку, и все
так-то. С одной стороны — легкие деньги, а с другой — своя лень подпирает. Как же тут голоду не быть?
И
так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиные перья, до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит.
—
Так-то вот, родимый мой Петр Елисеич, — заговорил Мосей, подсаживаясь к брату. — Надо мне тебя было видеть, да все доступа не выходило. Есть у меня до тебя одно словечко… Уж ты не взыщи на нашей темноте, потому как мы народ, пряменько сказать, от пня.
—
Так-то вот мы и живем, — продолжал он. — Это бывшие слуги-то! Главная причина: никак забыть не можем. Кабы-ежели бог нам забвение послал, все бы, кажется, лучше было. Сломал бы хоромы-то, выстроил бы избу рублей в двести, надел бы зипун, трубку бы тютюном набил… царствуй! Так нет, все хочется, как получше. И зальце чтоб было, кабинетец там, что ли, «мадам! перметте бонжур!», «человек! рюмку водки и закусить!» Вот что конфузит-то нас! А то как бы не жить! Житье — первый сорт!
Неточные совпадения
( —
Вот так-то! чем бы старому // Лекарство пить, — заметил Влас, — // Он пьет вино стаканами.
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно.
Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой.
Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат,
так-то!
«Как красиво! — подумал он, глядя на странную, точно перламутровую раковину из белых барашков-облачков, остановившуюся над самою головой его на середине неба. — Как всё прелестно в эту прелестную ночь! И когда успела образоваться эта раковина? Недавно я смотрел на небо, и на нем ничего не было — только две белые полосы. Да,
вот так-то незаметно изменились и мои взгляды на жизнь!»
Вот так-то и гибнет наша сестра-то.
— Это — для гимназиста, милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но
вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи машины, сделал за эти годы шестнадцать тысяч стульев. Столяр — богат, даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для газет пишу. Надо за границу ехать — денег нет. Даже книг купить — не могу…
Так-то, милый мой…