Неточные совпадения
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер
был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады
были месту.
Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село
было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Темная находилась рядом со сторожкой, в которой жил Вахрушка. Это
была низкая и душная каморка с соломой на полу. Когда Вахрушка толкнул в нее неизвестного бродягу, тот долго не мог оглядеться. Крошечное оконце, обрешеченное железом, почти не давало света.
Старик сгрудил солому в уголок, снял свою котомку и расположился, как у себя дома.
Это
был тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на самые глаза, он вышел на двор. На террасе в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали
старику в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним на террасу.
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил
старик Малыгин не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда
было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался
старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей
быть.
Старик шел не торопясь. Он читал вывески, пока не нашел то, что ему нужно. На большом каменном доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.С.Луковникова». Это и
было ему нужно. В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв голову, когда вошел странник, он машинально взял из деревянной чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
Старик должен
был сам подойти к девочке и вывел ее за руку. Устюше
было всего восемь лет. Это
была прехорошенькая девочка с русыми волосами, голубыми глазками и пухлым розовым ротиком. Простое ситцевое розовое платьице делало ее такою милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил с дочерью, — и лицо сделалось такое доброе, и голос ласковый.
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно
было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному
старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый день уходил купаться, а потом садился на бережок и проводил целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему
было все равно: Суслон так Суслон, а хорошо и на устье. Вот Галактион другое, — у того что-то
было на уме, хотя
старик и не выпытывал прежде времени.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж
была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно:
старикам — уважение, а с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня и мог говорить только всего одно слово: «
Выпьем!» Будущий зять оказывал
старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Появление
старика Колобова в Суслоне
было целым событием. Теперь уж все поняли, зачем птица прилетела. Всех больше волновался мельник Ермилыч, под рукой распускавший нехорошие слухи про
старика Колобова. Он боялся сильного конкурента. Но Колобов сам пришел к нему на мельницу в гости, осмотрел все и сказал...
Вот с отцом у Галактиона вышел с первого раза крупный разговор.
Старик стоял за место для будущей мельницы на Шеинской курье, где его взяли тогда суслонские мужики, а Галактион хотел непременно ставить мельницу в так называемом Прорыве, выше Шеинской курьи версты на три, где Ключевая точно
была сдавлена каменными утесами.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и
старик покорился, хотя и не вдруг. Это
была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Никто не знал, что
старик Колобов
был в Суслоне и виделся со старым благоприятелем Вахрушкой, которого и сманил к себе на службу.
Сказано — сделано, и
старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен
был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и на другой день ехал уже в одной телеге с Михеем Зотычем.
Цель
старика Колобова
была объехать тот хлебный район, который должен
был поставлять пшеницу на будущую мельницу.
В лице Вахрушки хитрый
старик приобрел очень хорошего сотрудника. Вахрушка
был человек бывалый, насмотрелся всячины, да и свою округу знал как пять пальцев. Потом он
был с бедной приуральской стороны и знал цену окружавшему хлебному богатству, как никто другой.
Хорошо
было со
стариком ночевать у огонька. Осенние ночи такие темные, огонек горит так весело.
Он прикинул еще раньше центральное положение, какое занимал Суслон в бассейне Ключевой, — со всех сторон близко, и хлеб сам придет.
Было бы кому покупать. Этак, пожалуй, и Заполью плохо придется. Мысль о повороте торжка сильно волновала Михея Зотыча, потому что в этом заключалась смерть запольским толстосумам: копеечка с пуда подешевле от провоза — и конец. Вот этого-то он и не сказал тогда
старику Луковникову.
Да, она
была счастлива и чувствовала, что все ее любят, даже
старик Михей Зотыч.
Все Заполье переживало тревожное время. Кажется, в самом воздухе висела мысль, что жить по-старинному, как жили отцы и деды, нельзя. Доказательств этому
было достаточно, и самых убедительных, потому что все они били запольских купцов прямо по карману. Достаточно
было уже одного того, что благодаря новой мельнице
старика Колобова в Суслоне открылся новый хлебный рынок, обещавший в недалеком будущем сделаться серьезным конкурентом Заполью. Это
была первая повестка.
Запас сведений об этих других прочих местах оказался самым ограниченным, вернее сказать — запольские купцы ничего не знали, кроме своего родного Заполья. Молодые купцы
были бы и рады устраиваться по-новому, да не умели, а
старики артачились и не хотели ничего знать. Вообще разговоров и пересудов
было достаточно, а какая-то невидимая беда надвигалась все ближе и ближе.
Было три пожара, потом открыли новую городскую думу, причем
старик Луковников
был избран первым городским головой, потом Малыгины выдали младшую дочь Харитину раньше старшей и т. д.
Впрочем, она
была принята у Стабровских, и сам
старик ухаживал за ней с чисто польским джентльменством.
Старики не пошли, а молодежь
была рада.
Мельница давно уже не справлялась с работой, и Галактион несколько раз поднимал вопрос о паровой машине, но
старик и слышать ничего не хотел, ссылаясь на страх пожара. Конечно, это
была только одна отговорка, что Галактион понимал отлично.
Пришлось назначить конкурс, председателем которого
был старик Луковников, а членами адвокат Мышников и несколько купцов.
Но ведь не он, так на его место найдется десяток других охотников, притом во главе конкурса стоял такой почтенный человек, как
старик Луковников; наконец, ему не из чего
было выбирать, а жить
было нужно.
Крепкий
был старик и крепко жил, не в пример другим прочим.
Умный
старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее в гимназию не
было сил. Ведь только и свету
было в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать
будет в чужом городе. Думал-думал
старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше. Один совет — отправить Устеньку в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил
старика из затруднения неожиданный и странный случай.
— Да вы первый. Вот возьмите хотя ваше хлебное дело: ведь оно, говоря откровенно, ушло от вас. Вы упустили удобный момент, и какой-нибудь
старик Колобов отбил целый хлебный рынок. Теперь другие потянутся за ним, а Заполье
будет падать, то
есть ваша хлебная торговля. А все отчего? Колобов высмотрел центральное место для рынка и воспользовался этим. Постройте вы крупчатные мельницы раньше его, и ему бы ничего не поделать… да. Упущен
был момент.
К Ечкину
старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть.
Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
С уставом, когда он
был совсем готов, вышло неожиданное затруднение: из числа учредителей
старик Луковников отказался наотрез его подписать.
Старик Стабровский
был серьезно возмущен, но не выдал себя ни одним движением.
Кошевая остановилась у большой новой избы. В волоковое окно выглянула мужская голова и без опроса скрылась. Распахнулись сами собой шатровые ворота, и кошевая очутилась в темном крытом дворе. Встречать гостей вышел сам хозяин, лысый и седой
старик. Это и
был Спиридон, известный всему Заполью.
Взглянув на него, Галактион так и обомлел: это
был тот самый
старик, черный, как жук, которого он тогда встретил в Кунаре у двоедана Спиридона.
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой запалит.
Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился к попу Макару, благо помочь подвернулась. В самый раз дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами
выпить. Конечно, неприятно
было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он на дне морском сыщет.
Как-то я
был у
старика Луковникова, так ему на меня
было стыдно смотреть.
Старик всегда
был рад ему, хотя и мучил вечными разговорами о своей Диде.
Через неделю
старик опять явился. Проект духовной уже
был готов.
Вахрушка пробежал село из конца в конец раз десять. Ноги уже плохо его слушались, но жажда оставалась. Ведь другого раза не
будет, и Вахрушка пробивался к кабацкой стойке с отчаянною энергией умирающего от жажды. Закончилась эта проба тем, что
старик, наконец, свалился мертвецки пьяным у прохоровского кабака.
Старик немного опомнился только в кабаке Стабровского, где происходила давка сильнее вчерашней. Дешевка продолжалась с раннего утра, и народ окончательно сбился с ног.
Выпив залпом два стакана «стабровки», Вахрушка очухался и даже отплюнулся. Ведь вот как поблазнит человеку… Полуянова испугался, а Полуянов давным-давно сам на поселении. Тьфу!
Галактион кое-как понял, в чем дело. Конечно, Вахрушка напился свыше меры — это так, но, с другой стороны, и отец
был неправ, не рассчитав
старика. Во всем этом
было что-то такое дикое.
Наступила неловкая пауза.
Старик присел к письменному столу и беззвучно жевал губами. Его веки закрепились точно у засыпающего человека. Галактион понимал, что все предыдущее
было только вступлением к чему-то.
Для него
было ясно, что
старик начинает запутываться в делах и, может
быть, даже сам не знает еще многого.
У
старика Колобова, может
быть, весь капитал
был не больше двухсот тысяч, в чем Галактион сейчас окончательно убедился, а с такими деньгами трудно бороться на оживившемся хлебном рынке.
«Ведь вот какой упрямый
старик! — повторял про себя Галактион и только качал головой. — Ведь за глаза
было бы одной мельницы, так нет, давай строить две новых!»
— Я ходил к нему, к хохлу, и говорил с ним. Как, говорю, вам не совестно тому подобными делами заниматься? А он смеется и говорит: «Подождите, вот мы свою газету откроем и прижимать вас
будем, толстосумов». Это как, по-вашему? А потом он совсем обошел
стариков, взял доверенность от Анфусы Гавриловны и хочет в гласные баллотироваться, значит, в думу. Настоящий яд…
Вечером Галактион поехал к Стабровскому.
Старик действительно
был не совсем здоров и лежал у себя в кабинете на кушетке, закутав ноги пледом. Около него сидела Устенька и читала вслух какую-то книгу. Стабровский, крепко пожимая Галактиону руку, проговорил всего одно слово.