Неточные совпадения
И мещанину и разночинцу жилось в Заполье хорошо, благо
работы всем
было по горло.
Заводоуправление согласилось, — вероятно, в виде курьеза, — и через три года
работы канал
был готов и самым блестящим образом оправдал все расчеты самоучки-инженера.
Выворочены
были из кладовых старинные сундуки с заготовленным уже раньше приданым, по столам везде разложены всевозможные новые материи, — одним словом,
работа шла вовсю.
Контракт
был подписан, и Галактион принялся за
работу.
— А что
будет, если я
буду чаи распивать да выеду на
работу в восемь часов? — объяснял Галактион. — Я раньше всех должен
быть на месте и уйти последним. Рабочие-то по хозяину бывают.
— За битого семь небитых дают, — шутил он, по обыкновению. — Тебя в солдатчине били, а меня на заводской
работе. И вышло — два сапога пара. Поступай ко мне на службу:
будешь доволен.
Мельница давно уже не справлялась с
работой, и Галактион несколько раз поднимал вопрос о паровой машине, но старик и слышать ничего не хотел, ссылаясь на страх пожара. Конечно, это
была только одна отговорка, что Галактион понимал отлично.
Галактион отлично понял его. Значит, отец хочет запрячь его в новую
работу и посадить опять в деревню года на три. На готовом деле он рассчитывал управиться с Емельяном и Симоном. Это
было слишком очевидно.
А между тем в тот же день Галактиону
был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой
работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой
работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов
был прав. Да, он принимал благодарности, а что
было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь
было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и
есть подозрение, что это
работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни папы, ни мамы не скажут.
Они поехали сначала берегом вверх, а потом свернули на тропу к косцам. Издали уже напахнуло ароматом свежескошенной травы. Косцы шли пробившеюся широкою линией, взмахивая косами враз. Получался замечательный эффект: косы блестели на солнце, и по всей линии точно вспыхивала синеватая молния, врезывавшаяся в зеленую живую стену высокой травы.
Работа началась с раннего утра, и несколько десятин уже
были покрыты правильными рядами свежей кошенины.
Для Галактиона вся зима вышла боевая, и он теперь только понял, что значит «дохнуть некогда». Он под руководством Стабровского выучился работать по-настоящему, изо дня в день, из часа в час, и эта неустанная
работа затягивала его все сильнее и сильнее. Он чувствовал себя и легко и хорошо, когда
был занят.
— И то поговаривают, Галактион Михеич. Зарвался старичок… Да и то сказать, горит у нас
работа по Ключевой. Все так и рвут… Вот в Заполье вальцовая мельница Луковникова, а другую уж строят в верховье Ключевой. Задавят они других-то крупчатников… Вот уж здесь околачивается доверенный Луковникова: за нашею пшеницей приехал. Своей-то не хватает… Что только
будет, Галактион Михеич. Все точно с ума сошли, так и рвут.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него
были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не
было. По вечерам жена
была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года
работы, чтобы получить простой кредит. Но это
было все, самый решительный шаг в его жизни.
— В половодье-то я из Заполья вашу крупчатку повезу в Сибирь, папаша, а осенью сибирскую пшеницу сюда
буду поставлять.
Работы не оберешься.
— Это твоя
работа, Павел Степаныч… Охота тебе
была связываться с проклятым учителишкой. Растравил человека, а теперь расхлебывай кашу.
— Ах, уж эта мне сибирская
работа! — возмущался он, разглядывая каждую щель. — Не умеют сделать заклепку как следует… Разве это машина? Она у вас
будет хрипеть, как удавленник, стучать, ломаться… Тьфу! Посадка велика, ход тяжелый, на поворотах
будет сваливать на один бок, против речной струи поползет черепахой, — одним словом, горе луковое.
Из «мест не столь отдаленных» Полуянов шел целый месяц, обносился, устал, изнемог и все-таки
был счастлив. Дорогой ему приходилось питаться чуть не подаянием. Хорошо, что Сибирь — золотое дно, и «странного» человека везде накормят жальливые сибирские бабы. Впрочем, Полуянов не оставался без
работы: писал по кабакам прошения, солдаткам письма и вообще представлял своею особой походную канцелярию.
Работа в редакции «Запольского курьера» для Устеньки
была своего рода воскресением.
На Иртыше затонула баржа с незастрахованным чужим товаром, пароход «Первинка» напоролся на подводный камень и целое лето простоял без
работы,
было несколько запоздавших грузов, за которые пришлось платить неустойку, — одним словом, одна неудача за другой.
— А я уйду, как сделал Галактион… Вот и весь разговор. Наймусь куда-нибудь в приказчики, Тарас Семеныч, а то
буду арендовать самую простую раструсочную мельницу, как у нашего Ермилыча. У него всегда
работа… Свое зерно мужички привезут, смелют, а ты только получай денежки. Барыши невелики, а зато и убытков нет. Самое верное дело…
Никогда еще у Полуянова не
было столько
работы, как теперь. Даже в самое горячее время исправничества он не
был так занят. И главное — везде нужен. Хоть на части разрывайся. Это сознание собственной нужности приводило Полуянова в горделивое настроение, и он в откровенную минуту говорил Харитону Артемьичу...
Из Суслона скитники поехали вниз по Ключевой. Михей Зотыч хотел посмотреть, что делается в богатых селах. Везде
было то же уныние, как и в Суслоне. Народ потерял голову. Из-под Заполья вверх по Ключевой быстро шел голодный тиф. По дороге попадались бесцельно бродившие по уезду мужики, — все равно
работы нигде не
было, а дома сидеть не у чего. Более малодушные уходили из дому, куда глаза глядят, чтобы только не видеть голодавшие семьи.
Начиная с осени Устенька
была завалена
работой, особенно когда начали открываться столовые для голодающих и новые врачебные пункты.
Одним словом, мы и отравили его по взаимному соглашению с Натальей Осиповной, то
есть отравил-то я, а деньги забрала она и мне вручила за чистую
работу некоторую часть.
Неточные совпадения
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды.
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Крестьяне, как заметили, // Что не обидны барину // Якимовы слова, // И сами согласилися // С Якимом: — Слово верное: // Нам подобает
пить! //
Пьем — значит, силу чувствуем! // Придет печаль великая, // Как перестанем
пить!.. //
Работа не свалила бы, // Беда не одолела бы, // Нас хмель не одолит! // Не так ли? // «Да, бог милостив!» // — Ну,
выпей с нами чарочку!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с
работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!