Неточные совпадения
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то
на хозяина, то
на приказчика. А хозяин шел, как
ни в
чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— А почему земля все? Потому,
что она дает хлеб насущный… Поднялся хлебец в цене
на пятачок — красный товар у купцов встал, еще
на пятачок — бакалея разная остановилась, а еще
на пятачок — и все остальное село. Никому не нужно
ни твоей фабрики,
ни твоего завода,
ни твоей машины… Все от хлебца-батюшки. Урожай — девки, как блохи, замуж поскакали, неурожай — посиживай у окошечка да поглядывай
на голодных женихов. Так я говорю, дурашка?
— Ничего ты от меня, миленький, не получишь…
Ни одного грошика, как есть. Вот,
что на себе имеешь, то и твое.
У жены Галактион тоже не взял
ни копейки, а заехал в Суслон к писарю и у него занял десять рублей. С этими деньгами он отправился начинать новую жизнь.
На отца Галактион не сердился, потому
что этого нужно было ожидать.
Он схватил ее и привлек к себе. Она не сопротивлялась и только смотрела
на него своими темными большими глазами. Галактион почувствовал,
что это молодое тело не отвечает
на его безумный порыв
ни одним движением, и его руки распустились сами собой.
Несколько раз она удерживала таким образом упрямого гостя, а он догадался только потом,
что ей нужно было от него. О
чем бы Прасковья Ивановна
ни говорила, а в конце концов речь непременно сводилась
на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала
на него смотреть с пытливым лукавством и чуть-чуть улыбалась…
Как это
ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а
что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил
на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа
на погребе: она из Кунары, и есть подозрение,
что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так,
что ни папы,
ни мамы не скажут.
Эта новость была отпразднована у Стабровского
на широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил
на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как
ни старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить,
что приходилось только пить.
— И это бывает, — согласилась Арина Матвеевна с тяжелым вздохом. — А то, может, Бубниха-то
чем ни на есть испортила Галактиона. Сперва своего мужа уходила, а теперь принялась за чужого.
Галактион провел целый день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя
ни одним словом,
что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался
на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
Она знала,
что муж ей изменял
на каждом шагу, но сама она
ни разу ему не изменила.
Простой народ называл его «пятачком», — у Прохорова была привычка во
что бы то
ни стало обсчитать
на пятачок.
Зная хорошо,
что значит даже простое слово Стабровского, Галактион
ни на минуту не сомневался в его исполнении. Он теперь пропадал целыми неделями по деревням и глухим волостям, устраивая новые винные склады, заключая условия с крестьянскими обществами
на открытие новых кабаков, проверяя сидельцев и т. д. Работы было по горло, и время летело совершенно незаметно. Галактион сам увлекался своею работой и проявлял редкую энергию.
— Из-за тебя вся оказия вышла, Галактион Михеич, — с наивностью большого ребенка повторял Вахрушка. — Вчера еще был я человеком, а сегодня
ни с
чем пирог… да. Значит,
на подножный корм.
Галактион стоял все время
на крыльце, пока экипаж не скрылся из глаз. Харитина не оглянулась
ни разу. Ему сделалось как-то и жутко, и тяжело, и жаль себя. Вся эта поездка с Харитиной у отца была только злою выходкой, как все,
что он делал. Старик в глаза смеялся над ним и в глаза дразнил Харитиной. Да, «без щей тоже не проживешь». Это была какая-то бессмысленная и обидная правда.
Он понял все и рассмеялся. Она ревновала его к пароходу. Да, она хотела владеть им безраздельно, деспотически, без мысли о прошедшем и будущем. Она растворялась в одном дне и не хотела думать больше
ни о
чем. Иногда
на нее находило дикое веселье, и Харитина дурачилась, как сумасшедшая. Иногда она молчала по нескольку дней, придиралась ко всем, капризничала и устраивала Галактиону самые невозможные сцены.
Харитина видела эту сцену и, не здороваясь
ни с кем, вышла
на берег и уехала с Ечкиным. Ее душили слезы ревности. Было ясно как день,
что Стабровский, когда умрет Серафима, женит Галактиона
на этой Устеньке.
Устенька Луковникова жила сейчас у отца. Она простилась с гостеприимным домом Стабровских еще в прошлом году. Ей очень тяжело было расставаться с этою семьей, но отец быстро старился и скучал без нее. Сцена прощания вышла самая трогательная, а мисс Дудль убежала к себе в комнату, заперлась
на ключ и
ни за
что не хотела выйти.
Как доктор
ни уговаривал ее, больная осталась при своем. Галактион понял,
что она стесняется его, и вышел Харитина приподняла больную
на подушки, но у нее голова свалилась
на сторону.
Луковникову нравился этот молодой задор Симона. Вот так же Устенька любит спорить… Да, малому трудненько было жить
на разоренной мельнице
ни у
чего. И жаль, и помочь нечем.
Опасность налетела так быстро и так быстро пронеслась,
что скитники опомнились и пришли в себя только вечером, когда приехали в свою раскольничью деревню и остановились у своих. Анфим всю дорогу оглядывался, ожидая потони, но
на их счастье в деревне не нашлось
ни одной сытой лошади, чтобы догонять скитников. Михей Зотыч угнетенно молчал и заговорил только, когда улеглись спать.
— Поговорим, папа, серьезно… Я смотрю
на брак как
на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют жизнь и себе и жене. Для
чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет
ни героев,
ни гениев,
ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
Галактион еще до пожара заявил Харитине,
что любит Устеньку и женится
на ней во
что бы то
ни стало.
Банковские воротилы были в страшной тревоге, то есть Мышников и Штофф. Они совещались ежедневно, но не могли прийти
ни к какому результату. Дело в том,
что их компаньон по пароходству Галактион держал себя самым странным образом, и каждую минуту можно было ждать,
что он подведет. Сначала Штофф его защищал, а потом, когда Галактион отказался платить Стабровскому, он принужден был молчать и слушать. Даже Мышников, разоривший столько людей и всегда готовый
на новые подвиги, — даже Мышников трусил.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу
на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
А вы — стоять
на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож
на такого человека,
что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины.
Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Слесарша. Милости прошу:
на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб
ни детям его,
ни ему, мошеннику,
ни дядьям,
ни теткам его
ни в
чем никакого прибытку не было!
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)