Неточные совпадения
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то.
Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну,
надо ли было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…
— Есть и такой грех, Тарас Семеныч. Житейское дело…
Надо обженить Галактиона-то, пока
не избаловался.
— Другие и пусть живут по-другому, а нам и так ладно. Кому
надо, так и моих маленьких горниц
не обегают. Нет, ничего, хорошие люди
не брезгуют… Много у нас в Заполье этих других-то развелось. Модники… Смотреть-то на них тошно, Михей Зотыч. А все через баб… Испотачили бабешек, вот и мутят: подавай им все по-модному.
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а
не съели друг друга. И дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так
надо по человечеству рассудить.
Все соглашались с ним, но никто
не хотел ничего делать. Слава богу, отцы и деды жили, чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке
надо бы вымостить, это уж верно, — ну, да как-нибудь…
Галактион даже закрыл глаза, рисуя себе заманчивую картину будущего пароходства. Михей Зотыч понял, куда гнул любимый сын, и нахмурился.
Не о пустяках
надо было сейчас думать, а у него вон что на уме: пароходы… Тоже придумает.
— А вот и мешает! За двумя зайцами погонишься, ни одного
не поймаешь…
Надо выкинуть дурь-то из головы. Я вот покажу тебе такой пароход…
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам.
Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и
не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще
надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
— Деньги — весьма сомнительный и даже опасный предмет, — мягко
не уступал поп Макар. — Во-первых, деньги тоже к рукам идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На что мужику деньги, когда у него все свое есть: и домишко, и землица, и скотинка, и всякое хозяйственное обзаведение? Только и
надо деньги, что на подати.
— А ежели у нас темнота? Будут деньги, будет и торговля.
Надо же и купцу чем-нибудь жить. Вот и тебе, отец Макар, за требы прибавка выйдет, и мне, писарю. У хлеба
не без крох.
— Нет, брат, шабаш, — повторяли запольские купцы. — По-старому, брат,
не проживешь. Сегодня у тебя пшеницу отнимут, завтра куделю и льняное семя, а там и до степного сала доберутся. Что же у нас-то останется? Да, конечно.
Надо все по-полированному делать, чтобы как в других прочих местах.
—
Не отпирайся… Обещал прислать за нами лошадей через две недели, а я прожила целых шесть, пока
не догадалась сама выехать.
Надо же куда-нибудь деваться с ребятишками… Хорошо, что еще отец с матерью живы и
не выгонят на улицу.
— Это ты верно, Фуса, — подтвердил Харитон Артемьич, старясь
не смотреть на зятя. — В другой раз и помолчать
надо бы, Сима.
— Так и
надо… Валяй их!
Не те времена, чтобы, например, лежа на боку… Шабаш! У волка в зубе — Егорий дал. Учить нас
надо, а за битого двух небитых дают.
— Все собираюсь, да как-то
не могу дойти. А
надо бы повидать. Прежде-то
не посмел бы, когда Илья Фирсыч царствовали, а теперь-то даже очень просто.
— Я? Пьяный? — повторил машинально Галактион, очевидно
не понимая значения этих слов. — Ах, да!.. Действительно, пьян… тобой пьян. Ну, смотри на меня и любуйся, несчастная. Только я
не пьян, а схожу с ума. Смейся
надо мной, радуйся. Ведь ты знала, что я приду, и вперед радовалась? Да, вот я и пришел.
— О тебе же заботился. В самом деле, Харитина, будем дело говорить. К отцу ты
не пойдешь, муж ничего
не оставил,
надо же чем-нибудь жить? А тут еще подвернутся добрые люди вроде Ечкина. Ведь оно всегда так начинается: сегодня смешно, завтра еще смешнее, а послезавтра и поправить нельзя.
— Куда-нибудь
надо идти.
Не все ли равно, куда ни идти? Ну, прощай, Харитина.
— Нет, брат, теперь
не те времена, — повторял он. — Дикость-то свою
надо бросить, а то все мы тут мохом обросли.
— Ух, надоела мне эта самая деревенская темнота! — повторял он. — Ведь я-то
не простой мужик, Галактион Михеич, а свою полировку имею… За битого двух небитых дают. Конешно, Михей Зотыч жалованья мне
не заплатили, это точно, а я
не сержусь… Что же, ему, может, больше
надо. А уж в городе-то я вот как буду стараться. У меня короткий разговор: раз, два — и готово. Ха-ха… Дела
не подгадим. Только вот с мертвяком ошибочка вышла.
— Я его бранила всю дорогу… да, — шептала она, глотая слезы. — Я только дорогой догадалась, как он смеялся и
надо мной и над тобой. Что ж, пусть смеются, — мне все равно. Мне некуда идти, Галактион. У меня вся душа выболела. Я буду твоей кухаркой, твоей любовницей, только
не гони меня.
— Нет, твоей словесности
не требуется, а
надо все по форме.
— Вот то-то и есть. Какой же ты адвокат? Тебе оглоблю
надо дать в руки, а
не закон.
— Убил ты бобра, Симон… да. Ну,
не дурак ли ты после этого, а? Да ведь тебя как бить
надо, а?
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они оставили у доброхота Василия, а у него взамен взяли обыкновенные пошевни, с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах экипаж
не валился набок, и старики переглядывались.
Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь другие интересы и картины захватывали их. По дороге то и дело попадались пешеходы, истомленные, худые, оборванные, с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших деревень в Кукарский завод.
—
Не все банку денежки-то огребать, — говорил Замараев. —
Надо и протчим народам что-нибудь оставить на зубок.
«Ну что же, поцарствовал,
надо и честь знать, — уныло резонировал Вахрушка, чувствуя, как у него даже „чистота“
не выходит и орудия наведения этой чистоты сами собой из рук валятся. — Спасибо голубчику Галактиону Михеичу, превознес он меня за родительские молитвы, а вперед уж, что господь пошлет».
— Скоро уж Горохов мыс, — проговорил Михей Зотыч, когда они сделали полпути и Харитина чуть
не падала от усталости. —
Надо передохнуть малость.
Неточные совпадения
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники //
Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость ли? // Вам тоже
надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
— А кто сплошал, и
надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, // Так смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его
не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — // Так тем и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед
не доведется вам // Смеяться
надо мной!» // И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед
не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились,
не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // — И все-то вы, // Я вижу, дураки!
А если и действительно // Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение //
Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так
надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»