Неточные совпадения
Все соглашались с ним, но никто не хотел ничего делать. Слава богу, отцы и деды жили,
чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке надо бы вымостить, это уж верно, — ну,
да как-нибудь…
— Знаю, какая-такая невеста, — уже спокойно ответил Галактион, поднимая глаза на отца. —
Что же, девушка хорошая… Немножко в годках, ну,
да это ничего.
— А еще то, родитель,
что ту
же бы девушку взять
да самому, так оно, пожалуй, и лучше бы было. Это я так, к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
— Она не посмотрела бы,
что такие лбы выросли…
Да!.. — выкрикивал старик, хотя сыновья и не думали спорить. — Ведь мы так
же поженились,
да прожили век не хуже других.
Галактиону Михеичу вдруг сделалось совестно, потому
что он не мог ответить невесте так
же искренне и просто. Собственно невеста ему и нравилась, ему хотелось иногда ее приласкать, сказать ласковое словечко, но все как-то не выходило,
да и свадебные гости мешали. Жениху с невестой не приходилось оставаться с глазу на глаз.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и другого такого нет, не было и не будет.
Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал бы ему все,
что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж другое: тех
же щей,
да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
Галактион только улыбнулся. Ушло время учить
да свою волю родительскую показывать. Женился из-под палки, —
чего же еще нужно?
— Нет, брат, шабаш, — повторяли запольские купцы. — По-старому, брат, не проживешь. Сегодня у тебя пшеницу отнимут, завтра куделю и льняное семя, а там и до степного сала доберутся.
Что же у нас-то останется?
Да, конечно. Надо все по-полированному делать, чтобы как в других прочих местах.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал,
что Харитина права.
Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А
чем же Харитина хуже других? Дома не у
чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
—
Да так… Надобно привести все в известность, Павел Степаныч.
Что же тянуть?
—
Что же, вы правы, — равнодушно согласился доктор, позабыв о Галактионе. — И мы тоже…
да. Ну,
что лечить, например, вашего супруга, который представляет собой пустую бочку из-под мадеры? А вы приглашаете, и я еду, прописываю разную дрянь и не имею права отказаться. Тоже комедия на законном основании.
— Вот
что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас…
да. Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как хотите, — дело ваше, — а зачем
же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие друзья, и вы о ней не хотите позаботиться.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав.
Да, он принимал благодарности, а
что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту
же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение,
что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так,
что ни папы, ни мамы не скажут.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну,
что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу.
Да это
что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
—
Да, я знаю,
что вам все равно, — как-то печально ответила она, опуская глаза. —
Что же делать, силою милому не быть. А я-то думала… Ну,
да это все равно —
что я думала!
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают,
что попрежнему жить нельзя. Было время,
да отошло…
да… У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И как еще ловко подвел. Сам
же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А
что, если самому на манер Ермилыча,
да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
—
Что же, я и уйду, — согласился Харитон Артемьич. — Тошно мне глядеть-то на всех вас. Разорвал бы, кажется, всех. Наградил господь.
Что я тебе по-настоящему-то должен сказать, Галактион? Какие-такие слова я должон выговаривать?
Да я…
— А вы, ваше степенство, небось рады,
да?
Что же, это в порядке вещей: сегодня Бубнов умер от купеческого запоя, а завтра умрем мы с вами. Homo sum, nihil humanum alienum puto… [Я — человек, и ничто человеческое мне не чуждо… (лат.)]
—
Что же, может быть… Все может быть. А я не помню…
Да и где все одному человеку упомнить?
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый,
что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне…
да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались.
Что же, в добрый час… По другим городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
— Большим кораблям большое плавание, а мы около бережку будем ползать… Перед отъездом мы с попом Макаром молебствие отслужили угодникам бессребренникам. Как
же, все по порядку. Тоже и мы понимаем, как и што следует: воздадите кесарево кесарю…
да. Главная причина, Галактион Михеич,
что жаль мелкие народы. Сейчас-то они вон сто процентов платят, а у меня будут платить всего тридцать шесть…
Да там еще кланялись сколько,
да еще отрабатывали благодарность, а тут на, получай, и только всего.
Этот деловой разговор утомил Харитину, и она нахмурилась. В самом деле,
что это к ней все привязываются, точно сговорились в один голос:
чем будешь жить
да как будешь жить? Живут
же другие вдовы, и никто их не пытает.
—
Да ведь я выкуплю свое добро! Для
чего же тогда ваш банк?.. Десять тысяч — не деньги.
—
Да уж не беспокойтесь, тятенька… Уж для богоданной маменьки готов надвое расколоться.
Что же, предел… все там будем.
— Пришел в сапогах, а ушел босиком? На
что чище… Вон и ты какое себе рыло наел на легком-то хлебе…
да.
Что же, оно уж завсегда так: лупи яичко — не сказывай, облупил — не показывай. Ну, чиновник, а ты как думаешь, возьмут меня на вашей мельнице в заклад?
—
Что тогда? А знаешь,
что я тебе скажу? Вот ты строишь себе дом в Городище, а какой
же дом без бабы? И Михей Зотыч то
же самое давеча говорил. Ведь у него все загадками
да выкомурами, как хочешь понимай. Жалеет тебя…
Луковникову нравился этот молодой задор Симона. Вот так
же Устенька любит спорить…
Да, малому трудненько было жить на разоренной мельнице ни у
чего. И жаль, и помочь нечем.
Да и контингент гласных был почти тот
же,
что и в думе, с прибавкой нескольких мужиков, писарей и деревенских попов, как о.
—
Да,
да,
да… — азартно повторяла Устенька, точно Галактион с ней спорил. — И я удивляюсь, как вы решаетесь приходить к нам в дом. Папа такой добрый, такой доверчивый…
да. Я ему говорила то
же самое,
что сейчас говорю вам в глаза.
Из-за
чего же он хлопотал
да беспокоил себя?
— Вы хорошо сделали,
что пришли, — обрадовался он, крепко пожимая руку Устеньке. —
Да, хорошо. Ах,
что они делают,
что делают! Ведь это
же ужасно, это бесчеловечно.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да к
чему же говорить? я и без того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика
да бутылки толстобрюшки!
Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Да я так только заметил вам. Насчет
же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.