Неточные совпадения
— Был такой грех, Флегонт Василич…
В том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек
в лето-то пройдет по Ключевой; все они на
один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
— Богатимый поп… Коней
одних у него с тридцать будет, больше сотни десятин запахивает. Опять хлеба у попа не
в проворот: по три года хлеб
в кладях лежит.
Писарь только хотел выскочить из-за стола, но бродяга его предупредил и
одним прыжком точно нырнул
в раскрытое окно, только мелькнули голые ноги.
Это был тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на самые глаза, он вышел на двор. На террасе
в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику
в халате, взвизгивали и прятались
одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним на террасу.
— Уж это што говорить: извелись на модах вконец!.. Матери-то
в сарафанах еще ходят, а дочкам фигли-мигли подавай…
Одно разоренье с ними. Тяжеленько с дочерями, Михей Зотыч, а с зятьями-то вдвое… Меня-таки прямо наказал господь. Неудачлив я на зятьев.
Одно имя суслонского писаря заставило хозяина даже подпрыгнуть на месте. Хороший мужик суслонский писарь? Да это прямой разбойник, только ему нож
в руки дать… Живодер и христопродавец такой, каких белый свет не видывал. Харитон Артемьич раскраснелся, закашлялся и замахал своими запухшими красными руками.
— Это уж напрасно, Харитон Артемьич. Горденек ты, как я погляжу. И птица перо
в перо не родится, а где же зятьев набрать под
одну шерсть?
— К Булыгиным, — коротко ответил Лиодор, свешиваясь
в седле по-татарски, на
один бок.
Один только недостаток чувствовался
в этой богатой обстановке: от нее веяло нежилым.
—
Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас
в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей быть.
Одним словом, Анфуса Гавриловна оказалась настоящим полководцем, хотя гость уже давно про себя прикинул
в уме всех трех сестер: младшая хоть и взяла и красотой и удалью, а еще невитое сено, икона и лопата из нее будет; средняя
в самый раз, да только ленива, а растолстеет — рожать будет трудно; старшая, пожалуй, подходящее всех будет, хоть и жидковата из себя и модничает лишнее.
Он получал свою выгоду и от дешевого и от дорогого хлеба, а больше всего от тех темных операций
в безграмотной простоватой орде, благодаря которым составилось не
одно крупное состояние.
Купечество составляло здесь все, и
в целом уезде не было ни
одного дворянского имения.
Михей Зотыч был
один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся
в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни
в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе
в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Другие-то вон как у вас поживают
в Заполье. Недалеко ходить, взять хоть того же Харитона Артемьича.
Одним словом, светленько живут.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались.
Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги
в люди вышел.
— Не
один он такой-то… Другие
в орде темным делом капитал приобрели, как Харитошка Булыгин. Известное дело, как там капиталы наживают. Недаром говорится: орда слепая. Какими деньгами рассчитываются
в орде? Ордынец возьмет бумажку, посмотрит и просит дать другую, чтобы «тавро поятнее».
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме
один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут
в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой
в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
— Пока мала, и пусть побалуется, а когда
в разум войдет, мы и строгость покажем.
Одна ведь она у меня, как перст… Только и свету
в окне.
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с
одною девицей… Ну, а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему
в православные идти, или ей
в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая на Галактиона. — Только ведь
в устье-то вода будет по весне долить. Сила не возьмет…
Одна другую реки будут подпирать.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами:
один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За
один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет
в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
Пробираясь из Сибири
в Расею, он застрял на
одном из горных уральских заводов, женился, да так и остался навсегда.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого
в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не
одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала
в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна была взята из огибенинского дома, хотя и состояла
в нем на положении племянницы. Поэтому на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как
один из ближайших родственников. Он относился ко всем свысока, как к дикарям, и чувствовал себя на
одной ноге только с Евлампией Харитоновной.
— Мы ведь тут, каналья ты этакая, живем
одною семьей, а я у них, как посаженый отец на свадьбе… Ты, ангел мой, еще не знаешь исправника Полупьянова. За глаза меня так навеличивают. Хорош мальчик, да хвалить некому… А впрочем, не попадайся, ежели что — освежую… А русскую хорошо пляшешь? Не умеешь? Ах ты, пентюх!.. А вот постой, мы Харитину
в круг выведем. Вот так девка: развей горе веревочкой!
Одним словом, большой стол закончился крупным скандалом. Когда все немного успокоились и все пришло
в порядок, хватились Михея Зотыча, но его и след простыл.
Можно себе представить общее удивление. Писарь настолько потерялся, что некоторое время не мог выговорить ни
одного слова. Да и все другие точно онемели. Вот так гостя бог послал!.. Не успели все опомниться, а мудреный гость уже
в дверях.
— Бог-то бог, да и сам не будь плох. Хорошо у вас, отец Макар… Приволье кругом. Вы-то уж привыкли и не замечаете, а мне
в диковинку…
Одним словом, пшеничники.
От новых знакомых получалось
одно впечатление; все жили по-богатому — и писарь, и мельник, и поп, — не
в пример прочим народам.
Сестры
в течение двух месяцев совместной жизни успели перессориться и помириться несколько раз, стараясь не доводить своих размолвок до Галактиона. Обе побаивались его, хотя он никогда не сказал ни
одного грубого слова.
— Разе это работа, Михей Зотыч? На два вершка
в глубину пашут… Тьфу! Помажут кое-как сверху — вот и вся работа. У нас
в Чердынском уезде земелька-то по четыре рублика ренды за десятину ходит, — ну, ее и холят. Да и какая земля — глина да песок. А здесь
одна божецкая благодать… Ох, бить их некому, пшеничников!
Прикидывая
в уме хлебный район по
одной Ключевой, Михей Зотыч видел, что сырья здесь хватит на двадцать таких крупчаток, какую он строил
в Прорыве.
Другой вопрос, который интересовал старого мельника, был тот, где устроить рынок. Не покупать же хлеб
в Заполье, где сейчас сосредоточивались все хлебные операции.
Один провоз съест. Мелкие торжки, положим, кое-где были, но нужно было выбрать из них новин пункт. Вот
в Баклановой по воскресеньям бывал подвоз хлеба, и
в других деревнях.
В комнате горела
одна сальная свечка, и при ее красноватом свете Харитина походила на русалку.
— Милый, милый! — шептала она
в исступлении, закрывая глаза. — Только
один раз. Разве та, другая, умеет любить? А я-то тосковала по нем, я-то убивалась!
Все Заполье переживало тревожное время. Кажется,
в самом воздухе висела мысль, что жить по-старинному, как жили отцы и деды, нельзя. Доказательств этому было достаточно, и самых убедительных, потому что все они били запольских купцов прямо по карману. Достаточно было уже
одного того, что благодаря новой мельнице старика Колобова
в Суслоне открылся новый хлебный рынок, обещавший
в недалеком будущем сделаться серьезным конкурентом Заполью. Это была первая повестка.
В Заполье до сих пор не было ни
одного веселого приюта.
Одним словом, зажили по-настоящему, как
в других прочих местах, особенно когда появились два адвоката, Мышников и Черевинский, забившие сразу местных доморощенных ходатаев и дельцов.
В природе ничто не должно пропадать, ни
один атом.
Теперь во время бессонницы Галактион по ночам уходил на мельницу и бродил там из
одного этажа
в другой, как тень.
Они, засыпанные мучным бусом, походили на каких-то мертвецов, бродивших бесшумно из
одного отделения
в другое.
— Муж? — повторила она и горько засмеялась. — Я его по неделям не вижу… Вот и сейчас закатился
в клуб и проиграет там до пяти часов утра, а завтра
в уезд отправится. Только и видела… Сидишь-сидишь
одна, и одурь возьмет. Тоже живой человек… Если б еще дети были… Ну, да что об этом говорить!.. Не стоит!
— Муж откупается от меня вот этими пустяками, — объясняла Харитина. — Ни
одной вещи
в доме не осталось от его первой жены… У нас все новое. Нравится тебе?
— А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя
в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты
один голову оставил.
А между тем
в тот же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки.
Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками
в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
— Да тут и тянуть нечего: дело ясно как день.
В сущности никакой и несостоятельности нет, а
одно бубновское беспросыпное пьянство.
— Это ваше счастие… да… Вот вы теперь будете рвать по частям, потому что боитесь влопаться, а тогда, то есть если бы были выучены, начали бы глотать большими кусками, как этот ваш Мышников… Я знаю несколько таких полированных купчиков, и все на
одну колодку… да. Хоть ты его
в семи водах мой, а этой вашей купеческой жадности не отмыть.
— Разные-то разные, а жадность
одна. Вот вас взять… Молодой, неглупый человек… отлично знаете, как наживаются все купеческие капиталы… Ну, и вы хотите свою долю урвать? Ведь хотите, признайтесь? Меня вот это и удивляет, что
в вас во всех никакой совести нет.
Умный старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее
в гимназию не было сил. Ведь только и свету было
в окне, что
одна Устенька. Да и она тосковать будет
в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше.
Один совет — отправить Устеньку
в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.