Неточные совпадения
Напившись на скорую руку чаю и опохмелившись с
гостем рюмкой настойки на березовой почке, он отправился
в волость. Ермилыч пошел за ним.
— Хорош дворик, — вслух полюбовался
гость. — А што
в амбарах-то держишь?
Гость охотно исполнил это желание и накрыл свои пожитки шляпой.
В своей синей рубахе, понитке и котах он походил не то на богомольца, не то на бродягу, и хозяин еще раз пожал плечами, оглядывая его с ног до головы. Юродивый какой-то.
Харитон Артемьич спохватился, что сгоряча сболтнул лишнее, и торопливо повел мудреного
гостя в горницы.
Это замечание поставило хозяина
в тупик: обидеться или поворотить на шутку? Вспомнив про дочерей, он только замычал. Ответил бы Харитон Артемьич, — ох, как тепленько бы ответил! — да лиха беда, по рукам и ногам связан. Провел он дорогого
гостя в столовую, где уже был накрыт стол, уставленный винами и закусками.
«Вот
гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни
в какую поленницу».
— Это ты правильно, хозяюшка, — весело ответил
гость. — Необычен я, да и стар.
В черном теле прожил всю жизнь, не до питья было.
Хозяин, воспользовавшись случаем, что при
госте жена постеснится его оговорить, налил себе третью «протодьяконскую». Анфуса Гавриловна даже отвернулась, предчувствуя скандал. Старшая дочь Серафима нахмурила брови и вопросительно посмотрела на мать.
В это время Аграфена внесла миску со щами.
Одним словом, Анфуса Гавриловна оказалась настоящим полководцем, хотя
гость уже давно про себя прикинул
в уме всех трех сестер: младшая хоть и взяла и красотой и удалью, а еще невитое сено, икона и лопата из нее будет; средняя
в самый раз, да только ленива, а растолстеет — рожать будет трудно; старшая, пожалуй, подходящее всех будет, хоть и жидковата из себя и модничает лишнее.
— Дело божье, Харитон Артемьич, — политично ответил
гость, собирая свои корочки
в сторону. — А девицам не пристало слушать наши с тобой речи. Пожалуй, и лишнее скажем.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся
в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни
в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел
гостя к себе
в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Ты ведь нынче
в больших тысячах, — заговорил
гость после длинной паузы. — Надо бы наверх перебраться.
— А я тебе гостинца привезу
в другой раз, — пробовал задобрить
гость упрямившуюся маленькую хозяйку. — Любишь пряники?
В главной зале, где сидели молодые, были размещены ближайшие родственники и самые почетные
гости.
В других комнатах были рассажены остальные
гости, причем самые неважные были переведены вниз.
Гости сбились
в одной комнате.
В писарском доме теперь собирались
гости почти каждый день. То поп Макар с попадьей, то мельник Ермилыч. Было о чем поговорить. Поп Макар как раз был во время свадьбы
в Заполье и привез самые свежие вести.
— Сбежал от большого стола старичок-то, женихов отец, — рассказывал он. — Бой у них вышел промежду
гостей, ну, оглянулись, а свекра-то и нет. Словно
в воду канул…
Раз, когда так вечерком
гости разговаривали разговоры, писарская стряпка Матрена вошла
в горницу, вызвала Анну Харитоновну и заявила...
Можно себе представить общее удивление. Писарь настолько потерялся, что некоторое время не мог выговорить ни одного слова. Да и все другие точно онемели. Вот так
гостя бог послал!.. Не успели все опомниться, а мудреный
гость уже
в дверях.
Отведя
гостя в сторону, писарь сказал на ухо...
Веселье продолжалось целых три дня, так что Полуянов тоже перестал узнавать
гостей и всех спрашивал, по какому делу вызваны. Он очувствовался только тогда, когда его свозили
в Суслон и выпарили
в бане. Михей Зотыч, по обыкновению, незаметно исчез из дому и скрывался неизвестно где.
Харитона Артемьевича не было дома, — он уехал куда-то по делам
в степь. Агния уже третий день
гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, —
в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.
— А, деревенская родня приехала! — здоровалась Харитина с
гостем, по своему обыкновению глядя прямо ему
в лицо. — Надолго ли?
Штофф был дома и принял
гостя с распростертыми объятиями. Он по-русски расцеловался с Галактионом из щеки
в щеку.
Потом Галактион что-то говорил с доктором, а тот его привел куда-то
в дальнюю комнату,
в которой лежал на диване опухший человек средних лет. Он обрадовался
гостям и попросил рюмочку водки.
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть на Галактиона такими глазами, точно видела его
в первый раз.
Гость пил чай и думал, какая она славная, вот эта Харитина. Эх, если б ей другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
— Да я не про то, что ты с канпанией канпанился, — без этого мужчине нельзя. Вот у Харитины-то что ты столько времени делал? Муж
в клубе, а у жены чуть не всю ночь
гость сидит. Я уж раз с пять Аграфену посылала узнавать про тебя. Ох, уж эта мне Харитина!..
Он по-прежнему жил
в нижнем этаже
в своих маленьких каморках, а наверху принимал только
гостей в торжественные дни именин и годовых праздников.
Одним словом, старуха была куплена и провела
гостя в жилые горницы.
Тарас Семеныч очень встревожился и провел
гостей в парадную половину.
В дверную щель с ужасом смотрела старая няня. Она оторопела совсем, когда
гости пошли
в детскую. Тарас-то Семеныч рехнулся, видно, на старости лет. Хозяин растерялся не меньше старухи и только застегивал и расстегивал полу своего старомодного сюртука.
Крошечная детская с одним окном и двумя кроватями привела мисс Дудль еще раз
в ужас, а потом она уже перестала удивляться.
Гости произвели
в детской что-то вроде обыска. Мисс Дудль держала себя, как опытный сыщик: осмотрела игрушки, книги, детскую кровать, заглянула под кровать, отодвинула все комоды и даже пересчитала белье и платья. Стабровский с большим вниманием следил за ней и тоже рассматривал детские лифчики, рубашки и кофточки.
«Вот бесстыжие-то! — думала няня, делавшая несколько напрасных попыток не пустить любопытных
гостей в комод. — Это похуже всяких жидов!»
Стабровский занимал громадную квартиру, которую отделал с настоящею тяжелою роскошью. Это чувствовалось еще
в передней, где
гостей встречал настоящий швейцар, точно
в думе или
в клубе. Стабровский выбежал сам навстречу, расцеловал Устеньку и потащил ее представлять своей жене, которая сидела обыкновенно
в своей спальне, укутанная пледом. Когда-то она была очень красива, а теперь больное лицо казалось старше своих лет. Она тоже приласкала гостью, понравившуюся ей своею детскою свежестью.
Познакомив с женой, Стабровский провел
гостя прежде всего
в классную, где рядом с партой Диди стояла уже другая новенькая парта для Устеньки. На стенах висели географические карты и рисунки, два шкафа заняты были книгами, на отдельном столике помещался громадный глобус.
— Вот это главная комната
в доме, потому что
в ней мы зарабатываем свое будущее, — объяснял Стабровский
гостю. — Вот и вашей славяночке уже приготовлена парта. Здесь царство мисс Дудль, и я спрашиваю ее позволения, прежде чем войти.
Кошевая остановилась у большой новой избы.
В волоковое окно выглянула мужская голова и без опроса скрылась. Распахнулись сами собой шатровые ворота, и кошевая очутилась
в темном крытом дворе. Встречать
гостей вышел сам хозяин, лысый и седой старик. Это и был Спиридон, известный всему Заполью.
Несколько раз она удерживала таким образом упрямого
гостя, а он догадался только потом, что ей нужно было от него. О чем бы Прасковья Ивановна ни говорила, а
в конце концов речь непременно сводилась на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала на него смотреть с пытливым лукавством и чуть-чуть улыбалась…
— Не
в пору
гость — хуже татарина, — заметил Ермилыч, слезая с лошади.
Впрочем, незваные
гости ушли
в огород, где у попа была устроена под черемухами беседка, и там расположились сами по себе. Ермилыч выкрал у зазевавшейся стряпухи самовар и сам поставил его.
Когда писарь вошел
в поповскую горницу, там сидел у стола, схватившись за голову, Галактион. Против него сидели о. Макар и Ермилыч и молча смотрели на него. Завидев писаря, Ермилыч молча показал глазами на
гостя: дескать, человек не
в себе.
В столовой оставались только хозяин,
гость и Устенька.
Доктор
в доме Стабровского был своим человеком и желанным
гостем, как врач и образованный человек.
Кстати, за обедом,
в качестве почетного
гостя, он чуть не побил Мышникова, который поэтому не явился
в суд вместе с другими.
Малыгинский дом волновался. Харитон Артемьич даже не был пьян и принял
гостей с озабоченною солидностью. Потом вышла сама Анфуса Гавриловна, тоже встревоженная и какая-то несчастная. Доктор понимал, как старушке тяжело было видеть
в своем доме Прасковью Ивановну, и ему сделалось совестно. Последнее чувство еще усилилось, когда к
гостям вышла Агния, сделавшаяся еще некрасивее от волнения. Она так неловко поклонилась и все время старалась не смотреть на жениха.
— Завернул к вам, Харитина Харитоновна… Жена Анна наказывала. Непременно, грит, проведай любезную сестрицу Харитину и непременно, грит, зови ее к нам
в Суслон
погостить.
— Никак нет-с, потому как сестрица Серафима наезжают к ним по утрам, когда еще они
в своем виде. А по вечерам они даже не сказываются дома, ежели, напримерно, навернутся
гости.
Галактион действительно целую зиму провел
в поездках по трем уездам и являлся
в Заполье только для заседаний
в правлении своего банка. Он начинал увлекаться грандиозностью предстоявшей борьбы и работал, как вол. Домой он приезжал редким
гостем и даже как-то не удивился, когда застал у себя Харитину, которая только что переехала к нему жить.
Они оставались на «вы» и были более чужими людьми, чем
в то время, когда доктор являлся
в этот дом
гостем.