Неточные совпадения
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая на Галактиона. — Только ведь в устье-то вода
будет по весне долить.
Сила не возьмет… Одна другую реки
будут подпирать.
Раз все-таки Лиодор неожиданно для всех прорвался в девичью и схватил в охапку первую попавшуюся девушку. Поднялся отчаянный визг, и все бросились врассыпную. Но на выручку явился точно из-под земли Емельян Михеич. Он молча взял за плечо Лиодора и так его повернул, что у того кости затрещали, — у великого молчальника
была железная
сила.
—
Будем устраиваться… да… — повторял Штофф, расхаживая по комнате и потирая руки. — Я уже кое-что подготовил на всякий случай. Ведь вы знаете Луковникова? О, это большая
сила!.. Он знает вас. Да… Ничего, помаленьку устроимся. Знаете, нужно жить, как кошка: откуда ее ни бросьте, она всегда на все четыре ноги встанет.
В числе консультантов большую
силу имел Мышников; он
был единственным представителем юриспруденции и держал себя с достоинством. Только Ечкин время от времени «подковывал» его каким-нибудь замечанием, а другие скромно соглашались. В последнем совещательном заседании принимали участие татарин Шахма и Евграф Огибенин.
— Да, я знаю, что вам все равно, — как-то печально ответила она, опуская глаза. — Что же делать,
силою милому не
быть. А я-то думала… Ну, да это все равно — что я думала!
— А ежели я его люблю, вот этого самого Галактиона? Оттого я женил за благо время и денег не дал, когда в отдел он пошел… Ведь умница Галактион-то, а когда в
силу войдет, так и никого бояться не
будет. Теперь-то вон как в нем совесть ходит… А тут еще отец ему спуску не дает. Так-то, отче!
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен
был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною
силой, как хорошая паровая машина.
Больная привязалась к доктору и часто задерживала его своими разговорами. Чем-то таким хорошим, чистым и нетронутым веяло от этого девичьего лица, которому болезнь придала такую милую серьезность. Раньше доктор не замечал, какое лицо у Устеньки, а теперь удивлялся ее типичной красоте. Да, это
было настоящее русское лицо, хорошее своим простым выражением и какою-то затаенною ласковою
силой.
Прежде
были просто толстосумы, влияние которых не переходило границ тесного кружка своих однокашников, приказчиков и покупателей, а теперь капитал, пройдя через банковское горнило, складывался уже в какую-то стихийную
силу, давившую все на своем пути.
— Ведь
есть же
сила воли.
Что-то такое порвалось, чего уж нельзя
было соединить никакими
силами.
Что же, он еще в
силах и может
быть полезным, особенно где требуется порядок.
— Нужно
быть сумасшедшим, чтобы не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, — в них скрыта животворящая
сила, и никто не имеет права скрывать эту
силу. Деньги должны работать, как всякая
сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
Магнату пришлось выбраться из города пешком. Извозчиков не
было, и за лошадь с экипажем сейчас не взяли бы горы золота. Важно
было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже
были за чертой города, произошла встреча с бежавшими в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас
сил, заявила, что дальше не может идти.
Из станиц Михей Зотыч повернул прямо на Ключевую, где уже не
был три года. Хорошего и тут мало
было. Народ совсем выбился из всякой
силы. Около десяти лет уже выпадали недороды, но покрывались то степным хлебом, то сибирским. Своих запасов уже давно не
было, и хозяйственное равновесие нарушилось в корне. И тут пшеничники плохо пахали, не хотели удобрять землю и везли на рынок последнее. Всякий рассчитывал перекрыться урожаем, а земля точно затворилась.
Галактион молча поклонился и вышел. Это
была последняя встреча. И только когда он вышел, Устенька поняла, за что так любили его женщины. В нем
была эта покрывающая, широкая мужская ласка, та скрытая
сила, которая неудержимо влекла к себе, — таким людям женщины умеют прощать все, потому что только около них чувствуют себя женщинами. Именно такою женщиной и почувствовала себя Устенька.
Именно это и понимал Стабровский, понимал в ней ту энергичную сибирскую женщину, которая не удовлетворится одними словами, которая для дела пожертвует всем и
будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут
была своя поэзия, — поэзия
силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет
сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в темную грозовую тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого!
Есть святые чувства, которых не должна касаться чужая рука.
Любо
было смотреть на эту зеленую
силу; река катилась, точно в зеленой шелковой раме.
Дорога
была пыльная, и Харитина уже давно устала, но шла через
силу, чтобы не задерживать других.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими
силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не
будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сбежал с кафедры и что
силы есть хвать стулом об пол.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Довольно! Окончен с прошедшим расчет, // Окончен расчет с господином! // Сбирается с
силами русский народ // И учится
быть гражданином.