Неточные совпадения
— Домнушка, где Катря? —
спрашивала девочка, косясь на смешного мужика.
— Куда ушла Катря? — капризно
спрашивала девочка, топая ножкой.
— Сидор Карпыч, хотите еще чаю? —
спрашивала девочка, лукаво посматривая на своего молчаливого соседа.
— Так чего же вы хотите от меня? —
спрашивал Петр Елисеич, останавливаясь перед Егором.
— Матушка послала… Поди, говорит, к брату и
спроси все. Так и наказывала, потому как, говорит, своя кровь, хоть и не видались лет с десять…
— Матушка наказывала… Своя кровь, говорит, а мне все равно, родимый мой. Не моя причина… Известно, темные мы люди, прямо сказать: от пня народ. Ну, матушка и наказала: поди к брату и
спроси…
— Матушка здорова? —
спрашивал Петр Елисеич, чтобы переменить неприятный для него разговор.
— Ну, ангел мой, как вы тут поживаете? —
спрашивал Иван Семеныч, любовно обнимая батюшку за талию. — Завтра в гости к тебе приду…
— Водки хочешь, Сидор Карпыч? —
спрашивал Чебаков, наливая две рюмки.
— Это вы насчет рудника, Петр Елисеич? —
спрашивал Чебаков.
— Обезножила, поди, Дунюшка? —
спрашивала Домнушка целовальничиху участливым тоном.
— Писанка, ну,
спроси у его про часы…
— Всех перевязали? —
спрашивал в темноте охриплый голос Ивана Семеныча.
— Который Окулко? —
спрашивал Иван Семеныч.
— Ну, как твоя хозяйка? —
спрашивал Самоварник, чтобы угодить Никитичу, который в своей доменной печи видел живое существо.
— Ну что, малец? —
спрашивал Никитич, зажигая новый пук лучины.
— Папочка, его очень били? — неожиданно
спросила Нюрочка, продолжая лежать с закрытыми глазами.
— А где Терёх? —
спрашивала Лукерья. — Две пьяницы, право… Сидели бы дома, как добрые люди, а то нашли место в кабаке.
— Дорох, вже то правда? —
спрашивала несчастная Ганна, чувствуя, как ее подкатывает «до пиченок».
— Ну, так что тебе? — сурово
спросила Палагея, неприятно пораженная этою новостью. Тит не любил разбалтывать в своей семье и ничего не сказал жене про вчерашнее.
— А наших тулянок любите брать? —
спрашивала рассердившаяся старуха, не обращая внимания на политику гостьи. — Сама тоже для Терешки присмотрела не хохлушку… Вишь старая!.. А как самой довелось…
— Да ведь тулянки сами бегут за наших хохлов, — оправдывалась Ганна. —
Спроси Лукерью…
— Кто это тебя так стреножил, мальчуга? — весело
спрашивал Груздев, узнавший Илюшку.
— Рачитель выпил? — коротко
спросил Груздев и, поморщившись, скостил два украденных Рачителем полуштофа. — Ну, смотри, чтобы вперед у меня этого не было… не люблю.
— Куды телят-то повезла, Аграфена? —
спрашивал Семка, молодцевато подтягиваясь на козлах; он частенько похаживал под окнами гущинской избы, и Спирька Гущин пообещался наломать ему шею за такие прогулки.
Кучер не
спрашивал, куда ехать. Подтянув лошадей, он лихо прокатил мимо перемен, проехал по берегу Березайки и, повернув на мыс, с шиком въехал в открытые ворота груздевского дома, глядевшего на реку своими расписными ставнями, узорчатою вышкой и зеленым палисадником. Было еще рано, но хозяин выскочил на крыльцо в шелковом халате с болтавшимися кистями, в каком всегда ходил дома и даже принимал гостей.
— Бабушка, вы о чем это плачете? — решилась, наконец,
спросить Нюрочка, преодолевая свой страх.
— Ты, Егор, ходишь с ружьем? —
спрашивал Мухин, когда разговор прервался.
— На што его тебе, ружье-то? —
спрашивала старуха, недоверчиво глядя на сына.
В избу начали набиваться соседи, явившиеся посмотреть на басурмана: какие-то старухи, старики и ребятишки, которых Мухин никогда не видал и не помнил. Он ласково здоровался со всеми и
спрашивал, чьи и где живут. Все его знали еще ребенком и теперь смотрели на него удивленными глазами.
— В чем дело? —
спросил Петр Елисеич, чувствуя, что Мосей начинает его пытать.
— А Олена разве не пойдет с нами? —
спрашивала Нюрочка, спускаясь по лестнице.
— Погостили у баушки Василисы, Петр Елисеич? —
спрашивала Анфиса Егоровна. — И слава богу… Сколько лет не видались, а старушка уж старенькая стаёт… Не сегодня-завтра и помрет, а теперь ей все же легче…
— Вот этакие смиренные старцы и смущают народ, — объяснил Груздев, указывая глазами Мухину на смиренного Кирилла. — Спроси-ка его, зачем он в Самосадку-то приехал?.. С твоим братцем Мосеем два сапога пара будут.
— А ты, Самойло Евтихыч, был на молебне-то, когда волю объявляли на Ключевском? —
спрашивал смиренный Кирилл.
— Кто же вам мешал радоваться? — грубо
спрашивал Груздев, заметно подвыпивший.
— Таисья, а где круг? —
спрашивала Нюрочка, сгорая от нетерпения.
— Ну, что там: кто унес круг? — с нетерпением
спрашивал Груздев, когда Петр Елисеич вернулся. — Макар Горбатый?.. Не может быть!..
— Уж тебя, старик, не сглазил ли кто? —
спрашивала старая Палагея. — Чего-то больно туманный ходишь…
— Что же ты, сват, этово-тово, молчишь? —
спрашивал Тит, когда старики разошлись и они остались вдвоем с глазу на глаз. — Сказал слово и молчишь.
— Меня? Кто меня
спрашивает? — повторял Лука Назарыч и тоже пошел в переднюю.
— А ты как же, Макар? —
спрашивал Петр Елисеич.
— Пусть переселяется, Петр Елисеич, а мое дело — сторона… Конешно, родителев мы должны уважать завсегда, да только старики-то нас ведь не
спрашивали, когда придумали эту самую орду. Ихнее это дело, Петр Елисеич, а я попрежнему…
— От Гущиных? —
спросил Кирилл с полатей.
— С кем? — коротко
спросила Таисья, не отвечая ни одним движением на ползавшее у ее ног девичье горе.
— Тебя
спрашивают: с кем?
— С Макаркой Горбатым сведалась? — тихо
спросила Таисья и в ужасе отступила от преступницы. — Не будет тебе прощенья ни на этом, ни на том свете. Слышишь?.. Уходи от меня…
— Што случилось? —
спрашивал с полатей инок Кирилл, когда вернулась Таисья из задней избы.
— А закуска будет, святая душа? — еще смиреннее
спрашивал Кирилл. — Капустки бы али редечки с конопляным маслом… Ох, горе душам нашим!
— Это ты, Парасковья? — тоже шепотом
спросила Таисья. — Аграфена у меня.
Неточные совпадения
Слуга. Вы изволили в первый день
спросить обед, а на другой день только закусили семги и потом пошли всё в долг брать.
Где хватит силы — выручит, // Не
спросит благодарности, // И дашь, так не возьмет!
Влас наземь опускается. // «Что так?» —
спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
С утра встречались странникам // Все больше люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков // Не
спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
«Что за мужчина? — старосту // Допытывали странники. — // За что его тузят?» // — Не знаем, так наказано // Нам из села из Тискова, // Что буде где покажется // Егорка Шутов — бить его! // И бьем. Подъедут тисковцы. // Расскажут. Удоволили? — //
Спросил старик вернувшихся // С погони молодцов.