Неточные совпадения
На залавке между тем лежала приготовленная для щей говядина; кучер Семка в углу на лавке, подложив под деревянное корыто
свои рукавицы, рубил говядину для котлет; на окне в тарелке стояло коровье масло и кринка молока, — одним
словом, Домнушка почувствовала себя кругом виноватою.
Их уже предупредили, что они должны остановиться у порога и здесь выслушать милостивое
слово своего начальства.
Илюшка продолжал молчать; он стоял спиной к окну и равнодушно смотрел в сторону, точно мать говорила стене. Это уже окончательно взбесило Рачителиху. Она выскочила за стойку и ударила Илюшку по щеке. Мальчик весь побелел от бешенства и, глядя на мать
своими большими темными глазами, обругал ее нехорошим мужицким
словом.
— Не в осуждение тебе, милостивец,
слово молвится, а наипаче к тому, что все для одних мочеган делается: у них и
свои иконы поднимали, и в колокола звонили, и стечение народное было, а наш Кержацкий конец безмолвствовал… Воля-то вышла всем, а радуются одни мочегане.
Такие разговоры повторялись каждый день с небольшими вариациями, но последнего
слова никто не говорил, а всё ходили кругом да около. Старый Тит стороной вызнал, как думают другие старики. Раза два, закинув какое-нибудь заделье, он объехал почти все покосы по Сойге и Култыму и везде сталкивался со стариками.
Свои туляки говорили все в одно
слово, а хохлы или упрямились, или хитрили. Ну, да хохлы сами про себя знают, а Тит думал больше о
своем Туляцком конце.
— И это знаю!.. Только все это пустяки. Одной поденщины сколько мы должны теперь платить. Одним
словом, бросай все и заживо ложись в могилу… Вот француз все
своею заграницей утешает, да только там
свое, а у нас
свое. Машины-то денег стоят, а мы должны миллион каждый год послать владельцам… И без того заводы плелись кое-как, концы с концами сводили, а теперь где мы возьмем миллион наш?
— Вот оно что значит: «и разбойник придет с умиренною душой», — объяснял Петру Елисеичу приезжавший в Мурмос Груздев. — Недаром эти старцы слова-то
свои говорят…
Аграфену оставили в светелке одну, а Таисья спустилась с хозяйкой вниз и уже там в коротких
словах обсказала
свое дело. Анфиса Егоровна только покачивала в такт головой и жалостливо приговаривала: «Ах, какой грех случился… И девка-то какая, а вот попутал враг. То-то лицо знакомое: с первого раза узнала. Да такой другой красавицы и с огнем не сыщешь по всем заводам…» Когда речь дошла до ожидаемого старца Кирилла, который должен был увезти Аграфену в скиты, Анфиса Егоровна только всплеснула руками.
Смущенный Кирилл, сбиваясь в
словах, объяснял, как они должны были проезжать через Талый, и скрыл про ночевку на Бастрыке. Енафа не слушала его, а сама так и впилась
своими большими черными глазами в новую трудницу. Она, конечно, сразу поняла, какую жар-птицу послала ей Таисья.
На Катрю Анфиса Егоровна не обратила никакого внимания и точно не замечала ее. В зале она велела переставить мебель, в столовой накрыли стол по-новому, в Нюрочкиной комнате постлали ковер — одним
словом, произведена была маленькая революция, а гостья все ходила из комнаты в комнату
своими неслышными шагами и находила новые беспорядки. Когда вернулся с фабрики Петр Елисеич, он заметно смутился.
О. Сергей сказал отъезжавшим
свое пастырское напутственное
слово и осенил крестом всю «ниву господню».
— Да ведь нельзя и сравнивать Пеньковку с мочеганскими концами! — взмолился Мухин. — Пеньковка — это разный заводский сброд, который даже
своего угла не имеет, а туляки — исконные пахари… Если я чего боюсь, то разве того, что молодежь не выдержит тяжелой крестьянской работы и переселенцы вернутся назад. Другими
словами, получится целый разряд вконец разоренных рабочих.
Сидит и наговаривает, а сам трубочку
свою носогрейку посасывает, как следует быть настоящему солдату. Сначала такое внимание до смерти напугало забитую сноху, не слыхавшую в горбатовской семье ни одного ласкового
слова, а солдат навеличивает ее еще по отчеству. И какой же дошлый этот Артем, нарочно при Макаре
свое уважение Татьяне показывает.
Ненависть Морока объяснялась тем обстоятельством, что он подозревал Самоварника в шашнях с Феклистой, работавшей на фабрике. Это была совсем некрасивая и такая худенькая девушка, у которой душа едва держалась в теле, но она как-то пришлась по сердцу Мороку, и он следил за ней издали. С этою Феклистой он не сказал никогда ни одного
слова и даже старался не встречаться с ней, но за нее он чуть не задушил солдатку Аннушку только потому, что не терял надежды задушить ее в
свое время.
Пока мать Енафа началила, Аглаида стояла, опустив глаза. Она не проронила ни одного
слова в
свое оправдание, потому что мать Енафа просто хотела сорвать расходившееся сердце на ее безответной голове. Поругается и перестанет. У Аглаиды совсем не то было на уме, что подозревала мать Енафа, обличая ее в шашнях с Кириллом. Притом Енафа любила ее больше
своих дочерей, и если бранила, то уж такая у ней была привычка.
Вынесла Аглаида
свой искус в точности, ни одного раза не сказала «поперешного»
слова матери Енафе да еще от себя прибавила за
свой грех особую эпитимию: ляжет спать и полено под голову положит.
Она покорно долбила
свои кануны и слушалась каждого
слова матери Енафы.
Толпа росла у ключика, а Гермоген продолжал
свое. Его
слова производили впечатление. Какой-то здоровенный мужик даже повалился ему в ноги.
Все это были одни
слова, и ночью Ганна опять оплакивала
свою крашанку.
Эта откровенность сразу уничтожила взаимную неловкость. Петр Елисеич спокойно и просто стал уговаривать Груздева оставить глупости и приняться за
свое дело. Все мы делаем ошибки, но не следует падать духом. Груздев слушал, опустив голову, и в такт речи грустно улыбался. Когда Петр Елисеич истощил весь запас
своих нравоучений, хороших
слов и утешающих соображений, Груздев сказал всего одну фразу...
Нюрочка добыла себе у Таисьи какой-то старушечий бумажный платок и надела его по-раскольничьи, надвинув на лоб. Свежее, почти детское личико выглядывало из желтой рамы с сосредоточенною важностью, и Петр Елисеич в первый еще раз заметил, что Нюрочка почти большая. Он долго провожал глазами укатившийся экипаж и грустно вздохнул: Нюрочка даже не оглянулась на него… Грустное настроение Петра Елисеича рассеял Ефим Андреич: старик пришел к нему размыкать
свое горе и не мог от слез выговорить ни
слова.
— И то надо, а то съест он нас потом обеих с тобой… Ужо как-нибудь поговори
своему солдату, к
слову замолви, а Макар-то прост, его старик как раз обойдет. Я бы сказала Макару, да не стоит.
Вышедшая из богатой семьи, Агафья испугалась серьезно и потихоньку принялась расстраивать
своего мужа Фрола, смирного мужика, походившего характером на большака Федора. Вся беда была в том, что Фрол по старой памяти боялся отца, как огня, и не смел сказать поперек
слова.
Авгарь подчинялась
своему духовному брату во всем и слушала каждое его
слово, как откровение. Когда на нее накатывался тяжелый стих, духовный брат Конон распевал псалмы или читал от писания. Это успокаивало духовную сестру, и ее молодое лицо точно светлело. Остальное время уходило на маленького Глеба, который уже начинал бодро ходить около лавки и детским лепетом называл мать сестрой.
Домнушка стала примечать, что груздевские приказчики незаметно подчиняются Артему, а он наговаривает им
свои мудреные
слова.
Это было вечером, когда Ганна, наконец, открыла
свое горе мужу. Коваль в первую минуту не мог вымолвить ни
слова, а только хлопал глазами, как оглушенный бык. Когда Ганна тихо заплакала, он понял все.
Тит совершенно растерялся и не мог вымолвить ни одного
слова. Он только показывал рукой в магазин… Там над прилавком, где в потолочине были на толстом железном крюке прилажены весы, теперь висела в петле Домнушка. Несчастная баба хоть
своею смертью отомстила солдату за
свой последний позор.
Ее охватил смертельный ужас за самое себя, и она стала наблюдать за каждым
своим шагом, за каждым
словом и каждою мыслью, подмечая ненормальности и уклонения.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице
своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с
своими глупыми расспросами! не дадите ни
слова поговорить о деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли
свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни
слова не знает.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили ту песенку, // Без
слова — согласилися // Ларец
свой попытать.