Неточные совпадения
Раскольник с унынием обвел всю кухню глазами
и остановился на лестнице, которая
вела из кухни во второй этаж, прямо в столовую.
Катре было лет семнадцать. Красивое смуглое лицо так
и смеялось из-под кумачного платка, кокетливо надвинутого на лоб. Она посторонилась, чтобы дать Егору дорогу,
и с недоумением посмотрела ему вслед своими бархатными глазами, — «кержак, а пан
велел прямо в кабинет провести».
Из столовой маленькая дверка
вела в коридор, который соединял переднюю с кабинетом
и комнатой для приезжих гостей.
Устюжаниновы
повели заводское дело сильною рукой, а так как на Урале в то время рабочих рук было мало, то они охотно принимали беглых раскольников
и просто бродяг, тянувших на Урал из далекой помещичьей «Расеи».
За ним двинулись гурьбой остальные — Груздев, Овсянников
и сам Мухин, который
вел за руку свою Нюрочку, разодевшуюся в коротенькое желтенькое платьице
и соломенную летнюю шляпу с полинявшими лентами.
Небольшая захватанная дверка
вела из-за стойки в следующую комнату, где помещалась вся домашность кабацкой семьи, а у целовальничихи было шестеро ребят
и меньшенький еще ползал по полу.
Это известие совсем ошеломило Ганну, у ней даже руки
повело от ужаса,
и она только смотрела на сноху. Изба едва освещалась чадившим ночником. На лавке, подложив старую свитку в головы, спала мертвым сном Федора.
Конечно, она сердитая
и ни в чем не уступает Ганне, но зато
ведет целый дом
и никогда не пожалуется.
К особенностям Груздева принадлежала феноменальная память. На трех заводах он почти каждого знал в лицо
и мог назвать по имени
и отчеству, а в своих десяти кабаках
вел счеты на память, без всяких книг. Так было
и теперь. Присел к стойке, взял счеты в руки
и пошел пощелкивать, а Рачителиха тоже на память отсчитывалась за две недели своей торговли. Разница вышла в двух полуштофах.
—
И дочь Оленку дядя-то
повел на пристань, — сообщил Тишка. — Девчонка махонькая, по восьмому году, а он ее волокет… Тоже не от ума человек!
Старуха сейчас же приняла свой прежний суровый вид
и осталась за занавеской. Выскочившая навстречу гостю Таисья сделала рукой какой-то таинственный знак
и повела Мухина за занавеску, а Нюрочку оставила в избе у стола. Вид этой избы, полной далеких детских воспоминаний, заставил сильно забиться сердце Петра Елисеича. Войдя за занавеску, он поклонился
и хотел обнять мать.
Строгий тон Таисьи вдруг точно придавил строгую старуху: она сразу размякла, как-то вся опустилась
и тихо заплакала. Показав рукой за занавеску, она
велела привести девочку
и, обняв ее, проговорила упавшим голосом...
Самые древние старушки поднялись на дыбы при одной
вести о крестьянстве
и своем хлебе.
Поп усадил гостей
и повел длинную, душевную беседу, а ходоки слушали.
В течение лета Лука Назарыч несколько раз приезжал в Ключевской завод
и вел длинные переговоры с Мухиным.
Последняя вспышка старой крепостной энергии произошла в Луке Назарыче, когда до Мурмоса дошла
весть о переселении мочеган
и о толках в Кержацком конце
и на Самосадке о какой-то своей земле.
В сенях она встретила гостью
и молча
повела в заднюю избу, где весь передний угол был уставлен «меднолитыми иконами», складнями
и врезанными в дерево медными крестами.
За день лошадь совсем отдохнула,
и сани бойко полетели обратно, к могилке о. Спиридона, а от нее свернули на дорогу к Талому. Небо обложили низкие зимние облака,
и опять начал падать мягкий снежок… Это было на руку беглецам. Скоро показался
и Талый, то есть свежие пеньки, кучи куренных дров-долготья,
и где-то в чаще мелькнул огонек. Старец Кирилл молча добыл откуда-то мужицкую ушастую шапку
и велел Аграфене надеть ее.
Не доверяя ни попу, ни приказчику, старички улучили минуту, когда поп прошел в господский дом,
и повели ходоков туда же.
Но черемуховая палка Тита, вместо нагулянной на господских харчах жирной спины Домнушки, угодила опять на Макара. Дело в том, что до последнего часа Макар ни слова не говорил отцу, а когда Тит
велел бабам мало за малым собирать разный хозяйственный скарб, он пришел в переднюю избу к отцу
и заявил при всех...
Это было проклятое утро, когда, после предварительных переговоров с уставщиком Корнилой, дозорным Полуэхтом
и записчиком поденных работ, Наташка
повела, наконец, брата на работу.
Анфиса Егоровна отыскала зеленые пятна на медных кастрюлях, кое-где грязь, кое-где пыль,
велела выжить тараканов, привольно гулявших по запечью,
и несколько раз покачала головой, когда Домнушка по пальцам пересчитывала выходившую провизию.
На Катрю Анфиса Егоровна не обратила никакого внимания
и точно не замечала ее. В зале она
велела переставить мебель, в столовой накрыли стол по-новому, в Нюрочкиной комнате постлали ковер — одним словом, произведена была маленькая революция, а гостья все ходила из комнаты в комнату своими неслышными шагами
и находила новые беспорядки. Когда вернулся с фабрики Петр Елисеич, он заметно смутился.
Анфиса Егоровна сложила Нюрочкины пальчики в двуперстие
и заставила молиться вместе с собой, отбивая поклоны по лестовке, которую называла «Христовою лесенкой». Потом она сама уложила Нюрочку, посидела у ней на кроватке, перекрестила на ночь несколько раз
и велела спать. Нюрочке вдруг сделалось как-то особенно тепло,
и она подумала о своей матери, которую помнила как во сне.
Иван Семеныч бился со стариками целых два дня
и ничего не мог добиться. Даже был приглашен к содействию о. Сергей, увещания
и советы которого тоже не
повели ни к чему. Истощив весь запас своей административной энергии, Иван Семеныч махнул рукой на все.
Пришлось Макару задержать Терешку силой, причем сумасшедший полез драться. Возы было остановились, но Тит махнул шапкой, чтобы не зевали. Макар держал ругавшегося Терешку за руки
и, пропустив возы, под руку
повел его обратно в завод. Терешка упирался, плевал на Макара
и все порывался убежать за обозом.
Девочку возмущало, что отец вернулся с фабрики к семи часам, как обыкновенно, не торопясь напился чаю
и только потом
велел закладывать лошадей.
Сколько Петр Елисеич ни уговаривал упрямого солдата, тот по-горбатовски стоял на своем, точно на пень наехал, как выражался Груздев. Он не горячился
и даже не спорил, а
вел свою линию с мягкою настойчивостью.
— Што ты, Петр Елисеич?.. Не всякое лыко в строку, родимый мой. Взъелся ты на меня даве, это точно, а только я-то
и ухом не
веду… Много нас, хошь кого вышибут из терпения. Вот хозяйка у меня посерживается малым делом: утром половик выкинула… Нездоровится ей.
Дорогой Артем маленько ее поучил для острастки, а потом
велел истопить баню
и еще раз поучил.
Палач отнесся очень благосклонно к «свояку»
и даже
велел Анисье подать гостю стакан водки.
— Ох, согрешила я, грешная… Разе вот дорогой промнусь, не будет ли от этого пользы. Денька три, видно, придется вплотную попостовать… Кирилл-то по болотам нас
поведет, так
и это способствует. Тебе бы, Аглаидушка, тоже как позаботиться: очень уж ты из лица-то бела.
Дело в том, что отец Парасковьи Ивановны
вел торговлю в Мурмосе, имел небольшие деньги
и жил, «не задевая ноги за ногу», как говорят на заводах.
Но старик не вытерпел: когда после ужина он улегся в хозяйском кабинете, его охватила такая тоска, что он потихоньку пробрался в кухню
и велел закладывать лошадей. Так он
и уехал в ночь, не простившись с хозяином,
и успокоился только тогда, когда очутился у себя дома
и нашел все в порядке.
Домнушка
и Татьяна сейчас же подняли приличный случаю вой, но Тит оговорил их
и велел замолчать.
Всех баб Артем набрал до десятка
и повел их через Самосадку к месту крушения коломенок, под боец Горюн. От Самосадки нужно было пройти тропами верст пятьдесят,
и в проводники Артем взял Мосея Мухина, который сейчас на пристани болтался без дела, — страдовал в горах брат Егор, куренные дрова только еще рубили,
и жигаль Мосей отдыхал. Его страда была осенью, когда складывали кучонки
и жгли уголь. Места Мосей знал по всей Каменке верст на двести
и повел «сушилок» никому не известными тропами.
Таисья не совсем долюбливала ее
и называла переметною сумой, но без матушки Маремьяны тоже не обойдешься, — она развозила
вести обо всем, всех знала
и все могла разведать.
— Мать Енафа совсем разнемоглась от огорчения, а та хоть бы глазом
повела: точно
и дело не ее… Видел я ее издальки, ровно еще краше стала.
Как засмеется Артем, так у Домнушки
и упадет бабье сердце,
и чувствует, что вся она точно чужая
и что все она сделает по-солдатову, только
поведет он пальцем.
Артем теперь ухаживал за отцом
и даже
вел бесконечные разговоры на тему о своей земле.
Родителев
и закон
велит воспитывать, этово-тово.
Обратно Ганна прошла берегом Култыма
и напала на след по мокрой траве, который
вел к ним на покос.
— Так-с… А я вам скажу, что это нехорошо. Совращать моих прихожан я не могу позволить… Один пример
поведет за собой десять других. Это называется совращением в раскол,
и я должен поступить по закону… Кроме этого, я знаю, что завелась у вас новая секта духовных братьев
и сестер
и что главная зачинщица Аграфена Гущина под именем Авгари распространяет это лжеучение при покровительстве хорошо известных мне лиц. Это будет еще похуже совращения в раскол,
и относительно этого тоже есть свой закон… Да-с.
Вот бы мать-то, Анфиса Егоровна, кабы жива была, так напринималась бы страсти с детищем, а отец-то
и ухом не
поведет…
Когда он узнал о всем случившемся, то
велел сейчас же выпустить Морока
и дал жестокий нагоняй превысившему власть старосте.
Исправник слушал
и отмалчивался, а для острастки
велел взять Мосея Мухина
и препроводить его в Мурмос.
— Будет, сестрица, поездил в свою долю, а теперь пешечком… Получше нас люди бывали да пешком ходили, а нам
и бог
велел.