Неточные совпадения
—
Ну, что
же я могу сделать?.. Как знаете, а мое дело — сказать.
Знакомый человек, хлеб-соль водили, —
ну, я ему и говорю: «Сидор Карпыч, теперь ты будешь бумаги в правление носить», а он мне: «Не хочу!» Я его посадил на три дня в темную, а он свое: «Не хочу!» Что
же было мне с ним делать?
— Та нэт
же: ни якой Лукерьи нэма… Старшая Матрена, удовая,
ну, Катрина матка — Катря, що у пана в горницах. Нэма Лукерьи.
— А как
же, например, моя-то домна останется? — накинулся Никитич с азартом, — для него вдруг сделалось все совершенно ясно. —
Ну, как ее оставить хоть на час?.. Сейчас козла посадишь — и конец!
— Врешь, врешь!.. — орал Никитич, как бешеный: в нем сказался фанатик-мастеровой, выросший на огненной работе третьим поколением. —
Ну, чего ты орешь-то, Полуэхт?.. Если тебе охота — уходи, черт с тобой, а как
же домну оставить?..
Ну, кричные мастера, обжимочные, пудлинговые, листокатальные… Да ты сбесился никак, Полуэхт?
—
Ну, что
же ты ничего не скажешь? — заговорил с ним Мухин. — Ты понимаешь ведь, что случилось, да? Ты рад?
—
Ну, дело дрянь, Илюшка, — строго проговорил Груздев. — Надо будет тебя и в сам-деле поучить, а матери где
же с тобой справиться?.. Вот что скажу я тебе, Дуня: отдай ты его мне, Илюшку, а я из него шелкового сделаю. У меня, брат, разговоры короткие.
— Знаю, знаю, Дунюшка… Не разорваться тебе в сам-то деле!.. Руки-то твои золотые жалею…
Ну, собирай Илюшку, я его сейчас
же и увезу с собой на Самосадку.
Нет-нет, да и завернет к кому-нибудь из лесообъездчиков, а тут Гущины на грех подвернулись: вместе пировали брательники с лесообъездчиками,
ну и Горбатый с ними
же увязался.
— Ах ты, грех какой, этово-тово! — виновато бормотал Тит, сконфуженный бесстыжим враньем Деяна. — Ведь вот прикинется
же боль к человеку…
Ну, этово-тово, ты потом, видно, приедешь, Деян.
— Сила солому ломит, Петр Елисеич…
Ну, да что сделано, то сделано, и покойников с кладбища назад не носят. Как
же ты теперь жить-то будешь, голубчик?
— Да не пес ли? — изумилась Рачителиха. — А ведь ты правильно сказал: быть ему в целовальниках… Теперь все обнюхал, все осмотрел,
ну, и за стойку. А только как
же я-то?
—
Ну его к ляду, управительское-то место! — говорил он. — Конечно, жалованья больше,
ну, и господская квартира, а промежду прочим наплевать… Не могу, Паша, не могу своего карактера переломить!.. Точно вот я другой человек, и свои
же рабочие по-другому на меня смотрят. Вижу я их всех наскрозь, а сам как связанный.
Старики тут
же за чаем и решили, что Ефим Андреич откажется от управительства.
Ну его к ляду и с господскою квартирой вместе!
— Да я… ах, боже мой, этово-тово!.. — бормотал Тит, не зная, кому отвечать. — Неужели
же я себе-то ворог?
Ну, этово-тово, ошибочка маленькая вышла… неустойка… А вы чего горло-то дерете, дайте слово сказать.
— Надо полагать, что так… На заводе-то одни мужики робят, а бабы шишляются только по-домашнему, а в крестьянах баба-то наравне с мужиком: она и дома, и в поле, и за робятами, и за скотиной, и она
же всю семью обряжает. Наварлыжились наши заводские бабы к легкому житью,
ну, им и не стало ходу. Вся причина в бабах…
— А бог-то на што? Я на правильную жисть добрых людей наводил, нет моего ответу… На легкое житье польстились бабенки,
ну, им
же и хуже будет. Это уж верно, этово-тово.
— А кто
же меня заменит? — смеялся старый Коваль над женой Ганной. — Терешка за себя робит…
Ну, я возьму зятя в дом — будет мне спину гнуть.
— Что
же ты молчишь, милушка? — глухо спросила Таисья. — Все мы худы, одна ты хороша…
Ну, говори.
—
Ну, а теперь куды мы его денем? — спрашивал Артем, запрятывая кожаную сумку за пазуху. — Здесь не годится оставлять… Та
же Аграфена пойдет да на нас и докажет.
Ну, я на Пашку, за волосья его, а он на меня
же, на родителя…