Неточные совпадения
Мы сказали, что Нюрочка
была одна, потому что сидевший тут же за столом седой господин не шел в счет, как
часы на стене или мебель.
В действительности же этого не
было: заводские рабочие хотя и ждали воли с
часу на
час, но в них теперь говорила жестокая заводская муштра, те рабьи инстинкты, которые искореняются только годами.
В десять
часов в господском доме
было совершенно темно, а прислуга ходила на цыпочках, не смея дохнуть. Огонь светился только в кухне у Домнушки и в сарайной, где секретарь Овсянников и исправник Чермаченко истребляли ужин, приготовленный Луке Назарычу.
Разбитная
была бабенка, увертливая, как говорил Антип, и успевала управляться одна со всем хозяйством. Горничная Катря спала в комнате барышни и благодаря этому являлась в кухню
часам к семи, когда и самовар готов, и печка дотапливается, и скатанные хлебы «доходят» в деревянных чашках на полках. Теперь Домнушка ругнула сонулю-хохлушку и принялась за работу одна.
— Окулко, ступай, коли ум
есть, — ласково прошептала она, наклоняясь к разбойнику. — Сейчас народ нагонят… неровен
час…
У закостеневшего на заводской работе Овсянникова
была всего единственная слабость, именно эти золотые
часы. Если кто хотел найти доступ в его канцелярское сердце, стоило только завести речь об его
часах и с большею или меньшею ловкостью похвалить их. Эту слабость многие знали и пользовались ею самым бессовестным образом. На именинах, когда Овсянников
выпивал лишнюю рюмку, он бросал их за окно, чтобы доказать прочность. То же самое проделал он и теперь, и Нюрочка хохотала до слез, как сумасшедшая.
Они явились и должны
были ждать два
часа в передней, пока не позвал «сам».
— Я так сказал, матушка, — неловко оправдывался Мухин, поглядывая на
часы. — У меня
есть свои ружья.
Домик, в котором жил Палач, точно замер до следующего утра. Расставленные в опасных пунктах сторожа не пропускали туда ни одной души. Так прошел целый день и вся ночь, а утром крепкий старик ни свет ни заря отправился в шахту. Караул
был немедленно снят. Анисья знала все привычки Луки Назарыча, и в восемь
часов утра уже
был готов завтрак, Лука Назарыч смотрел довольным и даже милостиво пошутил с Анисьей.
Когда Петр Елисеич пришел в девять
часов утра посмотреть фабрику, привычная работа кипела ключом. Ястребок встретил его в доменном корпусе и провел по остальным. В кричном уже шла работа, в кузнице, в слесарной, а в других только еще шуровали печи, смазывали машины, чинили и поправляли. Под ногами уже хрустела фабричная «треска», то
есть крупинки шлака и осыпавшееся с криц и полос железо — сор.
На фабрике Петр Елисеич пробыл вплоть до обеда, потому что все нужно
было осмотреть и всем дать работу. Он вспомнил об еде, когда уже пробило два
часа. Нюрочка, наверное, заждалась его… Выслушивая на ходу какое-то объяснение Ястребка, он большими шагами шел к выходу и на дороге встретил дурачка Терешку, который без шапки и босой бежал по двору.
— Я тебе говорю: лучше
будет… Неровен
час, родимый мой, кабы не попритчилось чего, а дома-то оно спокойнее. Да и жена тебя дожидается… Славная она баба, а ты вот пируешь. Поезжай, говорю…
Когда она подходила к самым воротам, на фабрике Слепень «отдал шабаш», —
было ровно семь
часов.
Двадцать верст промелькнули незаметно, и когда пошевни Таисьи покатились по Самосадке, в избушках еще там и сям мелькали огоньки, — значит,
было всего около девяти
часов вечера. Пегашка сама подворотила к груздевскому дому — дорога знакомая, а овса у Груздева не съесть.
Побалагурив с четверть
часа и выспросив, кто выехал нынче в курень, — больше робили самосадские да ключевляне из Кержацкого конца, а мочеган не
было ни одной души, — Кирилл вышел из избы.
Перед отъездом Нюрочка не спала почти всю ночь и оделась по-дорожному ровно в шесть
часов утра, когда кругом
было еще темно.
Около озера ехали по крайней мере
часа полтора, и Нюрочка
была рада, когда оно осталось назади и дорога пошла прекрасным сосновым лесом.
— Я?.. Как мне не плакать, ежели у меня смертный
час приближается?.. Скоро помру. Сердце чует… А потом-то што
будет? У вас, у баб, всего один грех, да и с тем вы не подсобились, а у нашего брата мужика грехов-то тьма… Вот ты пожалела меня и подошла, а я што думаю о тебе сейчас?.. Помру скоро, Аглаида, а зверь-то останется… Может, я видеть не могу тебя!..
— Да ведь мне-то обидно: лежал я здесь и о смертном
часе сокрушался, а ты подошла — у меня все нутро точно перевернулось… Какой же я после этого человек
есть, что душа у меня коромыслом? И весь-то грех в мир идет единственно через вас, баб, значит… Как оно зачалось, так, видно, и кончится. Адам начал, а антихрист кончит. Правильно я говорю?.. И с этакою-то нечистою душой должен я скоро предстать туда, где и ангелы не смеют взирати… Этакая нечисть, погань, скверность, — вот што я такое!
Работал старик, как машина, с аккуратностью хорошей работы старинных
часов: в известный
час он уже
будет там, где ему следует
быть, хоть камни с неба вались.
Дальше Мурмоса старик не ездил и даже не бывал на Самосадке, до которой всего
было два
часа езды.
Адам «начертан» богом пятого марта в шестом
часу дня; без души он пролетал тридцать лет, без
Евы жил тридцать дней, а в раю всего
был от шестого
часу до девятого; сатана зародился на море Тивериадском, в девятом валу, а на небе он
был не более получаса; болезни в человеке оттого, что диавол «истыкал тело Адама» в то время, когда господь уходил на небо за душой, и т. д., и т. д.
Неделя промелькнула в разных сборах. Нюрочка ходила точно в тумане и считала
часы. Петр Елисеич дал свой экипаж, в котором они могли доехать до Мурмоса. Занятые предстоящим подвигом, все трое в душе
были против такой роскоши, но не желали отказом обижать Петра Елисеича.
Дорога до Мурмоса для Нюрочки промелькнула, как светлый, молодой сон. В Мурмос приехали к самому обеду и остановились у каких-то родственников Парасковьи Ивановны. Из Мурмоса нужно
было переехать в лодке озеро Октыл к Еловой горе, а там уже идти тропами. И лодка, и гребцы, и проводник
были приготовлены заранее. Оказалось, что Парасковья Ивановна ужасно боялась воды, хотя озеро и
было спокойно. Переезд по озеру верст в шесть занял с
час, и Парасковья Ивановна все время охала и стонала.
— Я
буду спать в кабинете… Да. А топить целую анфиладу не нужных никому комнат очень дорого… Завтра утром в шесть
часов подашь мне самовар.
В семь
часов новый управляющий уже
был в заводской конторе. Служащих, конечно, налицо не оказалось, и он немедленно потребовал бухгалтера, с которым без дальних разговоров и приступил к делам.
Нюрочка несколько раз
была свидетельницей этих бесед и могла только удивляться терпению священника, который по целым
часам толковал с этими человеческими обносками и лохмотьями.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый
час дожидаемся, а все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться…
Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло все.
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да
быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли мир // (Сказал я, миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину // В останные
часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три //
Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку
пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе //
Час целый откликается… // Такие жеребцы!..
Г-жа Простакова (сыну). Ты, мой друг сердечный, сам в шесть
часов будь совсем готов и поставь троих слуг в Софьиной предспальней, да двоих в сенях на подмогу.
Г-жа Простакова (к мужу). Завтре в шесть
часов, чтоб карета подвезена
была к заднему крыльцу. Слышишь ли ты? Не прозевай.