Неточные совпадения
Я очень рада, что Привалов посбавит им спеси, то
есть Ляховским и Половодовым.
Заплатина круто повернулась перед зеркалом и посмотрела на свою особу в три четверти. Платье сидело кошелем; на спине оно отдувалось пузырями и ложилось вокруг ног некрасивыми тощими складками, точно под ними
были палки. «Разве надеть новое платье, которое подарили тогда Панафидины за жениха Капочке? — подумала Заплатина, но сейчас же решила: — Не стоит… Еще, пожалуй, Марья Степановна подумает, что
я заискиваю перед ними!» Почтенная дама придала своей физиономии гордое и презрительное выражение.
— Что же в этом дурного, mon ange? У всякой Маргариты должен
быть свой Фауст. Это уж закон природы… Только
я никого не подыскивала, а жених сам явился. Как с неба упал…
«Вот этой жениха не нужно
будет искать: сама найдет, — с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так
я же им и ищи жениха. Ох, уж эти
мне принцессы!»
— Да, да… То
есть… Ах, чего
я мелю!.. Пожалуйте, батюшка, позвольте, только
я доложу им. В гостиной чуточку обождите… Вот где радость-то!..
— Какой там Привалов… Не хочу знать никакого Привалова!
Я сам Привалов… к черту!.. — кричал Бахарев, стараясь попасть снятым сапогом в Игоря. — Ты, видно, вчера пьян
был… без задних ног, раккалия!.. Привалова жена в окно выбросила… Привалов давно умер, а он: «Привалов приехал…» Болван!
—
Мне тоже очень приятно, — отвечал Виктор Васильич, расставляя широко ноги и бесцеремонно оглядывая Привалова с ног до головы; он только что успел проснуться, глаза
были красны, сюртук сидел криво.
— Нет,
я в это время
был в Петербурге, — ответил Привалов, не понимая вопроса.
— Когда
я получил телеграмму о смерти Холостова, сейчас же отправился в министерство навести справки. У
меня там
есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то
есть, что решение по делу Холостова
было получено как раз в то время, когда Холостов лежал на столе, и что министерство перевело его долг на заводы.
Я еще понимаю, что дело о Холостове затянули на десять лет и вытащили решение в тот момент, когда Холостова уже нельзя
было никуда сослать, кроме царствия небесного…
Я это еще понимаю, потому что Холостов
был в свое время сильным человеком и старые благоприятели поддерживали; но перевести частный долг, притом сделанный мошеннически, на наследников… нет,
я этого никогда не пойму.
Я надеялся, что когда заводы
будут под казенной опекой, — они если не поправятся, то не
будут приносить дефицита, а между тем Масман в один год нахлопал на заводы новый миллионный долг.
Ну,
будет, ступай теперь к бабам, а
я отдохну.
— Папа, пожалей
меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы
я не должна
была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы,
я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
— Да начать хоть с Хины, папа. Ну, скажи, пожалуйста, какое ей дело до
меня? А между тем она является с своими двусмысленными улыбками к нам в дом, шепчет
мне глупости, выворачивает глаза то на
меня, то на Привалова. И положение Привалова
было самое глупое, и мое тоже не лучше.
— А вот сейчас… В нашем доме является миллионер Привалов;
я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства открываю в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели. Одним словом,
я кончаю тем, что начинаю думать: «А ведь не дурно
быть madame Приваловой!» Ведь тысячи девушек сделали бы на моем месте именно так…
— Нет, постой. Это еще только одна половина мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда не существовало на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором
я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю думать: «А ведь не дурно
быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что дело совсем не в том, кто явится к нам в дом, а в том, что
я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
— Все-таки, папа, самые хорошие из них
были ужасными людьми. Везде самодурство, произвол, насилие… Эта бедная Варвара Гуляева, мать Сергея Александрыча, — сколько,
я думаю, она вынесла…
— Вот, Вася, и на нашей улице праздник, — говорил Гуляев своему поверенному. — Вот кому оставлю все, а ты это помни: ежели и
меня не
будет, — все Сергею… Вот мой сказ.
Бахарев
был в тайге, когда получил с нарочным коротенькую записку Гуляева: «Вася, приезжай похоронить
меня…» Дело
было летнее.
— Ты от
меня ее взял, ты и в ответе, — коротко резюмировала свою последнюю волю Марья Степановна. — Если бы жив
был Павел Михайлыч…
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не
будет же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как
я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все
будут ухаживать,
будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
— Может
быть,
я заставил вас сделать лишние издержки? — спрашивал Привалов. — Тогда позвольте
мне оставить все вещи за собой.
— О нет, зачем же!.. Не стоит говорить о таких пустяках, Сергей Александрыч.
Было бы только для вас удобно, а
я все готова сделать. Конечно,
я не имею возможности устроить с такой роскошью, к какой вы привыкли…
— А хоть бы и так, — худого нет; не все в девках сидеть да книжки свои читать. Вот мудрите с отцом-то, — счастья бог и не посылает. Гляди-ко, двадцать второй год девке пошел, а она только смеется… В твои-то годы у
меня трое детей
было, Костеньке шестой год шел. Да отец-то чего смотрит?
— Вы, мама, добьетесь того, что
я совсем не
буду выходить из своей комнаты, когда у нас бывает Привалов.
Мне просто совестно… Если человек хорошо относится ко
мне, так вы хотите непременно его женить. Мы просто желаем
быть хорошими знакомыми — и только.
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно.
Я тебя ни в чем не стесняю и выдавать силой замуж не
буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться.
Я только могу тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
— Вот уж воистину сделали вы
мне праздник сегодня… Двадцать лет с плеч долой. Давно ли вот такими маленькими
были, а теперь… Вот смотрю на вас и думаю: давно ли
я сама
была молода, а теперь… Время-то, время-то как катится!
Я сам давно бы
был миллионером, если бы только захотел.
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова его разговора с самим собой: «А Привалова
я полюбил… Ей-богу, полюбил! У него в лице
есть такое… Ах, черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер большими аппетитными глотками.
— Гм… Видите ли, Сергей Александрыч,
я приехал к вам, собственно, по делу, — начал Веревкин, не спуская глаз с Привалова. — Но прежде позвольте один вопрос… У вас не заходила речь обо
мне, то
есть старик Бахарев ничего вам не говорил о моей особе?
— Черт возьми… из самых недр пансиона вынырнул… то
есть был извлечен оттуда… А там славная штучка у Хины запрятана… Глаза — масло с икрой… а кулаки у этого неземного создания!..
Я только хотел заняться географией, а она
меня как хватит кулаком…
Если бы Надя не
была мне сестра… ни за какие бы коврижки не уступил тебе…
— Нет, очень касается, Василий Назарыч. Как назвать такую покупку, если бы она
была сделана нынче!
Я не хочу этим набрасывать тень на Тита Привалова, но…
—
Я тебе серьезно говорю, Сергей Александрыч. Чего киснуть в Узле-то? По рукам, что ли? Костя на заводах
будет управляться, а мы с тобой на прииски; вот только моя нога немного поправится…
— Нет, Василий Назарыч,
я никогда не
буду золотопромышленником, — твердым голосом проговорил Привалов. — Извините
меня,
я не хотел вас обидеть этим, Василий Назарыч, но если
я по обязанности должен удержать за собой заводы, то относительно приисков у
меня такой обязанности нет.
— Между прочим, вероятно,
буду торговать и мукой, — с улыбкой отвечал Привалов, чувствуя, что пол точно уходит у него из-под ног. —
Мне хотелось бы объяснить вам, почему
я именно думаю заняться этим, а не чем-нибудь другим.
— Решительно не
будет, потому что в нем этого… как вам сказать… между нами говоря… нет именно той смелости, которая нравится женщинам. Ведь в известных отношениях все зависит от уменья схватить удобный момент, воспользоваться минутой, а у Привалова…
Я сомневаюсь, чтобы он имел успех…
— Да… Но ведь миллионами не заставишь женщину любить себя… Порыв, страсть — да разве это покупается на деньги? Конечно, все эти Бахаревы и Ляховские
будут ухаживать за Приваловым: и Nadine и Sophie, но…
Я, право, не знаю, что находят мужчины в этой вертлявой Зосе?.. Ну, скажите
мне, ради бога, что в ней такого: маленькая, сухая, вертлявая, белобрысая… Удивляюсь!
— Конечно, он вам зять, — говорила Хиония Алексеевна, откидывая голову назад, — но
я всегда скажу про него: Александр Павлыч — гордец… Да, да. Лучше не защищайте его, Агриппина Филипьевна.
Я знаю, что он и к вам относится немного критически… Да-с. Что он директор банка и приваловский опекун, так и, господи боже, рукой не достанешь! Ведь не всем же
быть директорами и опекунами, Агриппина Филипьевна?
— Вот еще Ляховский… Разжился фальшивыми ассигнациями да краденым золотом, и черту не брат! Нет, вот теперь до всех вас доберется Привалов… Да. Он даром что таким выглядит тихоньким и, конечно, не
будет иметь успеха у женщин, но Александра Павлыча с Ляховским подтянет. Знаете,
я слышала, что этого несчастного мальчика, Тита Привалова, отправили куда-то в Швейцарию и сбросили в пропасть. Как вы думаете, чьих рук это дельце?
—
Я не понимаю, какая цель могла
быть в таком случае у Ляховского? Nicolas говорил, что в интересе опекунов иметь Тита Привалова налицо, иначе последует раздел наследства, и конец опеке.
— Водку
пили? — спрашивал Веревкин, выставляя из-за ширмы свою кудрявую голову. — Вот тут графин стоит… Одолжайтесь. У
меня сегодня какая-то жажда…
— Н… нет, то
есть нужно расквитаться с одним карточным долгом…
Я думал…
— Нет, зачем пустое говорить…
Мне все едино, что твой вексель, что прошлогодний снег! Уж ты, как ни на
есть, лучше без
меня обойдись…
— Аника Панкратыч, голубчик!.. — умолял Иван Яковлич, опускаясь перед Лепешкиным на колени. — Ей-богу, даже в театр не загляну! Целую ночь сегодня
будем играть. У
меня теперь голова свежая.
— Нет,
я непременно
буду у вас, Агриппина Филипьевна, — уверял Привалов, совершенно подавленный этим потоком любезностей. — В ближайший же четверг, если позволите…
— Нет,
я не
буду пить водку, — протестовал Привалов.
— Нужно сначала сказать: «чур
меня», а потом уж
пить твой квас, — шутил Веревкин, опрокидывая в свою пасть рюмку очищенной.
—
Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский человек, как
мне кажется, по своей славянской природе, чужд такого духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая
есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.