Неточные совпадения
Верочка нехотя вышла из комнаты. Ей до смерти
хотелось послушать, что
будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит с собой целую кучу рассказов и новостей, а тут еще сама сказала, что ей «очень и очень нужно видеть Марью Степановну». «Этакая мамаша!» — думала девушка, надувая и без того пухлые губки.
Привалов плохо слушал Марью Степановну. Ему
хотелось оглянуться на Надежду Васильевну, которая шла теперь рядом с Васильем Назарычем. Девушка поразила Привалова, поразила не красотой, а чем-то особенным, чего не
было в других.
— Взять теперешних ваших опекунов: Ляховский — тот давно присосался, но поймать его ужасно трудно; Половодов еще только присматривается, нельзя ли сорвать свою долю. Когда я
был опекуном, я из кожи лез, чтобы, по крайней мере, привести все в ясность; из-за этого и с Ляховским рассорился, и опеку оставил, а на мое место вдруг назначают Половодова. Если бы я знал… Мне
хотелось припугнуть Ляховского, а тут вышла вон какая история. Кто бы этого мог ожидать? Погорячился, все дело испортил.
Эти разговоры с дочерью оставляли в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить в себе то шуткой, то усиленными занятиями. Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее голова
была занята другим. Ей
хотелось поскорее уехать в Шатровские заводы, к брату. Там она чувствовала себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно
хотелось уехать именно теперь, чтобы избавиться от своего неловкого положения невесты.
— Между прочим, вероятно,
буду торговать и мукой, — с улыбкой отвечал Привалов, чувствуя, что пол точно уходит у него из-под ног. — Мне
хотелось бы объяснить вам, почему я именно думаю заняться этим, а не чем-нибудь другим.
Антонида Ивановна полупрезрительно посмотрела на пьяного мужа и молча вышла из комнаты. Ей
было ужасно жарко, жарко до того, что решительно ни о чем не
хотелось думать; она уже позабыла о пьяном хохотавшем муже, когда вошла в следующую комнату.
Привалову совсем не
хотелось ехать к Половодову. Он пробовал сопротивляться, но Веревкин
был неумолим и даже отыскал шляпу Привалова, которую сейчас же и надел ему на голову.
— Собственно, я не
был болен… — замялся Привалов, чувствуя на себе пристальный взгляд девушки. — Но это все равно… Мне
хотелось бы только знать, каково истинное положение дел Василья Назарыча. Обратиться к нему прямо я не решился…
— А мне
хотелось с вами поговорить, — продолжал Лоскутов, попыхивая синим дымом. — Может
быть, вы не расположены к этому?
Будьте откровенны, я не обижусь…
— По-вашему же сидеть и скучать, — капризным голосом ответила девушка и после небольшой паузы прибавила: — Вы, может
быть, думаете, что мне очень весело… Да?.. О нет, совершенно наоборот; мне
хотелось плакать… Я ведь злая и от злости хотела танцевать до упаду.
— Мне иногда
хочется умереть… — заговорила Зося тихим, прерывающимся голосом; лицо у нее покрылось розовыми пятнами, глаза потемнели. — Проходят лучшие молодые годы, а между тем найдется ли хоть одна такая минута, о которой можно
было бы вспомнить с удовольствием?.. Все бесцельно и пусто, вечные будни, и ни одной светлой минуты.
— Послушайте, доктор, ведь я не умру?.. — шептала Зося, не открывая глаз. — Впрочем, все доктора говорят это своим пациентам… Доктор, я
была дурная девушка до сих пор… Я ничего не делала для других… Не дайте мне умереть, и я переменюсь к лучшему. Ах, как мне
хочется жить… доктор, доктор!.. Я раньше так легко смотрела на жизнь и людей… Но жизнь так коротка, — как жизнь поденки.
— Я ничего не требую от тебя… Понимаешь — ничего! — говорила она Привалову. — Любишь — хорошо, разлюбишь — не
буду плакать… Впрочем, часто у меня является желание задушить тебя, чтобы ты не доставался другой женщине. Иногда мне
хочется, чтобы ты обманывал меня, даже бил… Мне мало твоих ласк и поцелуев, понимаешь? Ведь русскую бабу нужно бить, чтобы она
была вполне счастлива!..
— Когда привыкнет,
буду вынашивать, а потом вы примете участие в соколиной охоте, которую мы постараемся устроить в непродолжительном времени. Это очень весело… Мне давно
хотелось побывать на такой охоте.
Сам Привалов не хотел заговаривать о своей новой жизни, потому что, раз, это
было слишком тяжело, а второе — ему совсем не
хотелось раскрывать перед Костей тайны своей семейной жизни.
— Не знаю пока… Может
быть, проживу здесь зиму.
Хочется отдохнуть. Я не хочу тебя чем-нибудь упрекнуть, а говорю так: встряхнуться необходимо.
— Мне
хотелось бы знать еще одно обстоятельство, — спросил Привалов. — Как вы думаете, знала Зося эту историю о Шпигеле или нет? Ведь она всегда
была хороша с Половодовым.
Впрочем, теперь ему даже
хотелось пить.
Шампанское полилось рекой. Все
пили… Привалов вдруг почувствовал себя необыкновенно легко, именно легко, точно разом стряхнул с себя все невзгоды. Ему
хотелось пить и
пить,
пить без конца. Пьяный Данилушка теперь обнимал Привалова и хриплым шепотом говорил...
Голова у Привалова страшно трещала,
хотелось пить, в груди что-то жгло.
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а
выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Неточные совпадения
Черт побери,
есть так
хочется, и в животе трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы.
Городничий. Э? вишь, чего захотела! хорошо и красную. Ведь почему
хочется быть генералом?
Хотелось ему наказать"навозных"за их наглость, но, с другой стороны, припоминалась осада Трои, которая длилась целых десять лет, несмотря на то что в числе осаждавших
были Ахиллес и Агамемнон.
Сработано
было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос,
был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину
хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно
было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только
хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.