Неточные совпадения
В углу
комнаты у небольшого окна, выходившего на двор, сидел мужчина лет под сорок, совсем закрывшись последним номером газеты.
Из передней одна дверь вела прямо
в уютную небольшую залу, другая —
в три совершенно отдельных
комнаты и третья —
в темный коридор, служивший границей собственно между половиной, где жили Заплатины, и пансионом.
В других
комнатах мебель была сборная, обои не первой молодости, занавески с пятнами и отпечатками грязных пальцев Матрешки.
Хиония Алексеевна замахала руками, как ветряная мельница, и скрылась
в ближайших дверях. Она, с уверенностью своего человека
в доме, миновала несколько
комнат и пошла по темному узкому коридору, которым соединялись обе половины.
В темноте чьи-то небольшие мягкие ладони закрыли глаза Хионии Алексеевны, и девичий звонкий голос спросил: «Угадайте кто?»
Хиония Алексеевна прошла
в небольшую угловую
комнату, уставленную старинной мебелью и разными поставцами с серебряной посудой и дорогим фарфором.
Последняя фраза целиком долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она подходила к угловой
комнате с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который учился
в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли
в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и
в голове молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
Надежда Васильевна попалась Верочке
в темном коридорчике; она шла
в свою
комнату с разогнутой книгой
в руках.
Он лежал
в одной из самых дальних
комнат, выходившей окнами
в сад.
В этой
комнате всегда стоял полусвет.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших
комнат, убранных согласно указаниям моды последних дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась
в глаза после скромной обстановки кабинета.
В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Полинявшие дорогие ковры на полу, резная старинная мебель красного дерева, бронзовые люстры и канделябры, малахитовые вазы и мраморные столики по углам, старинные столовые часы из матового серебра, плохие картины
в дорогих рамах, цветы на окнах и лампадки перед образами старинного письма — все это уносило его во времена детства, когда он был своим человеком
в этих уютных низеньких
комнатах.
Устроить
комнаты для Привалова — составляло для Заплатиной очень замысловатую и сложную задачу, которую она решила
в течение нескольких дней самым блестящим образом.
Марья Степановна решилась переговорить с дочерью и выведать от нее, не было ли у них чего. Раз она заметила, что они о чем-то так долго разговаривали; Марья Степановна нарочно убралась
в свою
комнату и сказала, что у нее голова болит: она не хотела мешать «божьему делу», как она называла брак. Но когда она заговорила с дочерью о Привалове, та только засмеялась, странно так засмеялась.
Они обошли дом кругом, спустились по гнилым ступеням вниз и очутились совсем
в темноте, где пахнуло на них гнилью и сыростью. Верочка забежала вперед и широко распахнула тяжелую дверь
в низкую
комнату с запыленными крошечными окошечками.
Привалов только теперь осмотрелся
в полутемной
комнате, заставленной самой сборной мебелью, какую только можно себе представить.
— Вот так Хина!.. Отлично устроила все, право. А помнишь, Nicolas, как Ломтев
в этих
комнатах тогда обчистил вместе с Иваном Яковличем этих золотопромышленников?.. Ха-ха…
В чем мать родила пустили сердечных. Да-с…
— Вы очень кстати приехали к нам
в Узел, — говорил Веревкин, тяжело опускаясь
в одно из кресел, которое только не застонало под этим восьмипудовым бременем. Он несколько раз обвел глазами
комнату, что-то отыскивая, и потом прибавил: — У меня сегодня ужасная жажда…
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из
комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова его разговора с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У него
в лице есть такое… Ах, черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер большими аппетитными глотками.
Этот старинный дом, эти уютные
комнаты, эта старинная мебель, цветы, лица прислуги, самый воздух — все это было слишком дорого для него, и именно
в этой раме Надежда Васильевна являлась не просто как всякая другая девушка, а последним словом слишком длинной и слишком красноречивой истории,
в которую было вплетено столько событий и столько дорогих имен.
Они поговорили еще с четверть часа, но Привалов не уходил, поджидая, не послышится ли
в соседней
комнате знакомый шорох женского платья.
Алла уже выработала
в себе тот светский такт, который начинается с уменья вовремя выйти из
комнаты и заканчивается такими сложными комбинациями, которых не распутать никакому мудрецу.
Антонида Ивановна полупрезрительно посмотрела на пьяного мужа и молча вышла из
комнаты. Ей было ужасно жарко, жарко до того, что решительно ни о чем не хотелось думать; она уже позабыла о пьяном хохотавшем муже, когда вошла
в следующую
комнату.
Ляховский безнадежно махнул рукой на выходившего из
комнаты Половодова и зорко поглядел
в свои очки на сидевшего
в кресле Привалова, который спокойно ждал продолжения прерванных занятий.
Ляховский показал еще несколько
комнат, которые находились
в таком же картинном запустении, как и главный зал.
Чтобы нагромоздить этот хлам
в нескольких
комнатах…
Каждый предмет
в этих
комнатах напоминал Привалову о тех ужасах, какие
в них творились.
— Эти
комнаты открываются раз или два
в год, — объяснял Ляховский. — Приходится давать иногда
в них бал… Не поверите, одних свеч выходит больше, чем на сто рублей!
Это были жилые
комнаты в полном смысле этого слова,
в них все говорило о жизни и живых людях.
Даже самый беспорядок
в этих
комнатах после министерской передней, убожества хозяйского кабинета и разлагающегося великолепия мертвых залов, — даже беспорядок казался приятным, потому что красноречиво свидетельствовал о присутствии живых людей: позабытая на столе книга, начатая женская работа, соломенная шляпка с широкими полями и простеньким полевым цветочком, приколотым к тулье, — самый воздух, кажется, был полон жизни и говорил о чьем-то невидимом присутствии, о какой-то женской руке, которая производила этот беспорядок и расставила по окнам пахучие летние цветы.
Привалов настолько был утомлен всем, что приходилось ему слышать и видеть
в это утро, что не обращал больше внимания на
комнаты, мимо которых приходилось идти.
После этого шумного завтрака Привалов простился с хозяйкой; как только дверь за ним затворилась, Половодов увел Ляховскую
в другую
комнату и многозначительно спросил...
Они прошли
в угловую
комнату и поместились около круглого столика. Ляховская сделала серьезное лицо и посмотрела вопросительно своими темными глазами.
Под смех, вызванный этим маленьким эпизодом, Половодов успел выбраться из
комнаты, и Привалов остался с глазу на глаз с Антонидой Ивановной, потому что Веревкин уплелся
в кабинет — «додернуть», как он выразился.
На синем атласном диване с тяжелыми шелковыми кистями сидела Зося, рядом с ней, на таком же атласном стуле, со стеганой квадратами спинкой, помещалась Надежда Васильевна, доктор ходил по
комнате с сигарой
в зубах, заложив свои большие руки за спину.
Только что Надежда Васильевна пришла
в свою
комнату, как почти сейчас же за нею прибежала Верочка, вся перепуганная и бледная. Она едва могла проговорить...
Верочка не торопясь вышла из
комнаты; болтовня и радость Хины неприятно поразили ее, и
в молодом сердце сказалась щемящая нотка. Чему она радуется? Неужели Хина успела уже разнюхать? Верочка закусила губу, чтобы не заплакать от злости.
— Я решительно не знаю, что и делать, — тараторила гостья, — заперся
в своей
комнате, никого не принимает…
— Скажите… Как жаль! Нынешние молодые люди совсем и на молодых людей не походят.
В такие ли годы хворать?.. Когда мне было шестнадцать лет… А все-таки такое странное совпадение: Привалов не выходит из
комнаты, занят или нездоровится… Nadine тоже…
Хина
в сопровождении Верочки успела торопливо обежать несколько
комнат под благовидным предлогом, что ошиблась выходом. Ее одолевала жажда взглянуть на те вещи, которые пойдут с молотка.
Давно ли вся эта
комната была для него дорогим уголком, и он все любил
в ней, начиная с обоев и кончая геранями и белыми занавесками
в окнах.
Через длинную гостиную с низким потолком и узкими окнами они прошли
в кабинет Бахарева, квадратную угловую
комнату, выходившую стеклянной дверью
в столовую, где теперь мелькал белый передник горничной.
Обстановка кабинета была самая деловая: рабочий громадный стол занимал середину
комнаты, у окна помещался верстак,
в углу — токарный станок, несколько шкафов занимали внутреннюю стену.
Привалову была отведена угловая
комната, выходившая двумя окнами
в сад.
— Это Надя что-то работала… — проговорил Бахарев, взглянув на письменный стол. — Когда она приезжает сюда, всегда занимает эту
комнату, потому что она выходит окнами
в сад. Тебе, может быть, не нравится здесь? Можно, пожалуй, перейти
в парадную половину, только там мерзость запустения.
Он долго лежал с открытыми глазами, и
в голове его с мучительной тоской билась одна мысль: вот здесь,
в этой
комнате, жила она…
Надя, Надя… ты чистая, ты хорошая, ты, может быть, вот
в этой самой
комнате переживала окрыляющее чувство первой любви и, глядя
в окно или поливая цветы, думала о нем, о Лоскутове.
Иногда Привалову делалось настолько тяжелым присутствие Лоскутова, что он или уходил на завод, или запирался на несколько часов
в своей
комнате.
Однажды, когда Привалов после ужина ушел
в свою
комнату и только что хотел посмотреть последнюю книжку журнала,
в дверях послышался осторожный стук.
Лоскутов бросил недокуренную папиросу
в угол, прошелся по
комнате несколько раз и, сделав крутой поворот на каблуках, сел рядом с Приваловым и заговорил с особенной отчетливостью...
Обрюзглое лицо, мешки под глазами, красный нос, мутный тупой взгляд больших темных глаз и дрожавшие руки красноречиво свидетельствовали, чем занималась пани Марина
в своих пяти
комнатах, где у Приваловых был устроен приют для какого-то беглого архиерея.