Неточные совпадения
— Известно, золота в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное — кругом болота, вода долит, а внизу камень. Надо еще взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А дело
такое, что в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и
с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ как в чашке каша, а тогда и расползутся… Их только помани. Народ отпетый.
— Я-то и хотел поговорить
с тобой, Родион Потапыч, — заговорил Кишкин искательным тоном. — Дело, видишь, в чем. Я ведь тогда на казенных ширфовках был,
так одно местечко заприметил: Пронькина вышка называется. Хорошие знаки оказывались… Вот бы заявку там хлопотнуть!
— Не ты,
так другие пойдут… Я тебе же добра желал, Родион Потапыч. А что касается Балчуговских промыслов,
так они о нас
с тобой плакать не будут… Ты вот говоришь, что я ничего не понимаю, а я, может, побольше твоего-то смыслю в этом деле. Балчуговская-то дача рядом прошла
с Кедровской — ну, назаявляют приисков на самой грани да и будут скупать ваше балчуговское золото, а запишут в свои книги. Тут не разбери-бери… Вот это какое дело!
Кишкин подсел на свалку и
с час наблюдал, как работали старатели. Жаль было смотреть, как даром время убивали… Какое это золото, когда и пятнадцать долей со ста пудов песку не падает.
Так, бьется народ, потому что деваться некуда, а пить-есть надо. Выждав минутку, Кишкин поманил старого Турку и сделал ему таинственный знак. Старик отвернулся, для видимости покопался и пошабашил.
— Ну
так возьми меня
с собой: мне тоже надо на Фотьянку, — проговорил Кишкин, поднимаясь. — Прощайте, братцы…
— У нас не торговля, а кот наплакал, Андрон Евстратыч. Кому здесь и пить-то… Вот вода тронется,
так тогда поправляться будем.
С голого, что со святого, — немного возьмешь.
Сам старик жил в передней избе, обставленной
с известным комфортом: на полу домотканые половики из ветоши, стены оклеены дешевенькими обоями, русская печь завешена ситцевой занавеской, у одной стены своей, балчуговской, работы березовый диван и
такие же стулья, а на стене лубочные картины.
С первой дочерью Марьей, которая была на пять лет старше Федосьи,
так и случилось: до двадцати лет все женихи сватались, а Родион Потапыч все разбирал женихов: этот нехорош, другой нехорош, третий и совсем плох.
Прокопий, по обыкновению, больше отмалчивался. У него всегда выходило как-то
так, что и да и нет. Это поведение взорвало Яшу. Что, в самом-то деле, за все про все отдувайся он один, а сами, чуть что, — и в кусты. Он напал на зятя
с особенной энергией.
Дорога в Тайболу проходила Низами,
так что Яше пришлось ехать мимо избушки Мыльникова, стоявшей на тракту, как называли дорогу в город. Было еще раннее утро, но Мыльников стоял за воротами и смотрел, как ехал Яша. Это был среднего роста мужик
с растрепанными волосами, клочковатой рыжей бороденкой и какими-то «ядовитыми» глазами. Яша не любил встречаться
с зятем, который обыкновенно поднимал его на смех, но теперь неловко было проехать мимо.
— Хо-хо!.. Нашел дураков… Девка — мак,
так ее кержаки и отпустили. Да и тебе не обмозговать этого самого дела… да. Вон у меня дерево стоеросовое растет, Окся;
с руками бы и ногами отдал куда-нибудь на мясо — да никто не берет. А вы плачете, что Феня своим умом устроилась…
— Бог не без милости, Яша, — утешал Кишкин. — Уж
такое их девичье положенье: сколь девку ни корми, а все чужая… Вот что, други, надо мне
с вами переговорить по тайности: большое есть дело. Я тоже до Тайболы, а оттуда домой и к тебе, Тарас, по пути заверну.
— Шишка и есть: ни конца ни краю не найдешь. Одним словом, двухорловый!.. Туда же, золота захотел!.. Ха-ха!..
Так я ему и сказал, где оно спрятано. А у меня есть местечко… Ох какое местечко, Яша!.. Гляди-ка, ведь это кабатчик Ермошка на своем виноходце закопачивает? Он… Ловко. В город погнал
с краденым золотом…
— Заходите, гости будете, — пригласила старуха, дергая шнурок, проведенный к воротной щеколде. — Коли
с добром,
так милости просим…
— Медведица… — проговорил Мыльников, указывая глазами на дверь, в которую вышла старуха. — Погоди, вот я разговорюсь
с ней по-настоящему…
Такого холоду напущу, что не обрадуется.
— Что же, ну, пусть родитель выворачивается
с Фотьянки… — рассуждал он, делая соответствующий жест. — Ну выворотится, я ему напрямки и отрежу:
так и
так, был у Кожиных, видел сестрицу Федосью Родивоновну и всякое протчее… А там хоть на части режь…
— Перестань убиваться-то, — ласково уговаривал жену Акинфий Назарыч. — Москва слезам не верит… Хорошая-то родня по хорошим, а наше уж
такое с тобой счастье.
Родион Потапыч точно онемел: он не ожидал
такой отчаянной дерзости ни от Яши, ни от зятя. Пьяные как стельки — и лезут
с мокрым рылом прямо в избу… Предчувствие чего-то дурного остановило Родиона Потапыча от надлежащей меры, хотя он уже и приготовил руки.
— А уж что Бог даст… Получше нас
с тобой, может,
с сумой в другой раз ходят. А что касаемо выдела,
так уж как волостные старички рассудят,
так тому и быть.
— Сурьезное дело есть…
Так и скажи, — наказывал он
с обычной внушительностью. — Не задержу…
— Да ты что
так о чужом добре плачешься, дедушка? — в шутливом тоне заговорил Карачунский, ласково хлопая Родиона Потапыча по плечу. — У казны еще много останется от нас
с тобой…
Ограничивающим условием при передаче громадных промыслов в частные руки было только одно, именно: чтобы компания главным образом вела разработку жильного золота, покрывая неизбежные убытки в
таком рискованном деле доходами
с россыпного золота.
С ловкостью настоящего дипломата он умел обходить этим окольным путем самые больные места, хотя и вызывал строгий ропот
таких фанатиков компанейских интересов, как старейший на промыслах штейгер Зыков.
Вообще неожиданно заваривалась одна из тех историй, о которых никто не думал сначала как о деле серьезном: бывают
такие сложные болезни, которые начинаются
с какой-нибудь ничтожной царапины или еще более ничтожного прыща.
Так в разговорах они незаметно выехали за околицу. Небо начинало проясняться. Низкие зимние тучи точно раздвинулись, открыв мигавшие звездочки. Немая тишина обступала кругом все. Подъем на Краюхин увал точно был источен червями. Родион Потапыч по-прежнему шагал рядом
с лошадью, мерно взмахивая правой рукой.
Несколько дней после
такой оказии Лучок высиживал в кабаке Ермошки, а потом шел к Родиону Потапычу
с повинной.
Он очень полюбил молодого Зыкова и устроил
так, что десятилетняя каторга для него была не в каторгу, а в обыкновенную промысловую работу,
с той разницей, что только ночевать ему приходилось в остроге.
Молодой умерла Марфа Тимофеевна и в гробу лежала
такая красивая да белая, точно восковая. Вместе
с ней белый свет закрылся для Родиона Потапыча, и на всю жизнь его брови сурово сдвинулись. Взял он вторую жену, но счастья не воротил, по пословице: покойник у ворот не стоит, а свое возьмет. Поминкой по любимой жене Марфе Тимофеевне остался беспутный Яша…
Так он несколько раз уже заговаривал
с Кишкиным.
Кроме всего этого, к кабаку Ермошки каждый день подъезжали таинственные кошевки из города. Из
такой кошевки вылезал какой-нибудь пробойный городской мещанин или мелкотравчатый купеческий брат и для отвода глаз сначала шел в магазин, а уж потом, будто случайно, заводил разговор
с сидевшими у кабака старателями.
Так было и
с Мыльниковым, по крайней мере в семье сохранилось предание, что он умер от воды.
Так шла жизнь семьи Мыльниковых, когда в нее неожиданно хлынули дикие деньги, какие Тарас вымогал из доверчивых людей своей «словесностью». Раз под вечер он привел в свою избушку даже гостей — событие небывалое.
С ним пришли Кишкин, Яша, Петр Васильич
с Фотьянки и Мина Клейменый.
—
Так ты нам
с начала рассказывай, Мина, — говорил Тарас, усаживая старика в передний угол. — Как у вас все дело было… Ведь ты тогда в партии был, когда при казне по Мутяшке ширпы били?
В те поры
с золотом-то
такие строгости были, одна страсть…
— А мы его найдем, самородок-то, — кричал Мыльников, — да к Ястребову… Ха-ха!.. Ловко… Комар носу не подточит.
Так я говорю, Петр Васильич? Родимый мой… Ведь мы-то
с тобой еще в свойстве состоим по бабушкам.
— Уж этот уцелеет… Повесить его мало… Теперь у него
с Ермошкой-кабатчиком
такая дружба завелась — водой не разольешь. Рука руку моет… А что на Фотьянке делается: совсем сбесился народ.
С Балчуговского все на Фотьянку кинулись… Смута
такая пошла, что не слушай, теплая хороминка. И этот Кишкин тут впутался, и Ястребов наезжал раза три… Живым мясом хотят разорвать Кедровскую-то дачу. Гляжу я на них и дивлюсь про себя: вот до чего привел Господь дожить. Не глядели бы глаза.
— Ох, не спрашивай… Канпанятся они теперь в кабаке вот уж близко месяца, и конца-краю нету. Только что и будет… Сегодня зятек-то твой, Тарас Матвеич, пришел
с Кишкиным и сейчас к Фролке: у них одно заведенье. Ну,
так ты насчет Фени не сумлевайся: отвожусь как-нибудь…
— Ты
с нее одежу-то ихнюю сыми первым делом… Нож мне это вострый. А ежели нагонят из Тайболы да будут приставать,
так ты мне дай знать на шахты или на плотину: я их живой рукой поверну.
Так это все грех подневольный, за который и взыску нет: чего
с каторжанок взять.
— Кабак тут не причина, маменька… Подшибся народ вконец, вот из последних и канпанятся по кабакам. Все одно за конпанией-то пропадом пропадать… И наше дело взять: какая нам
такая печаль до Родиона Потапыча, когда
с Ястребова ты в месяц цалковых пятнадцать получишь.
Такого случая не скоро дождешься… В другой раз Кедровскую дачу не будем открывать.
Канун первого мая для Фотьянки прошел в каком-то чаду. Вся деревня поднялась на ноги
с раннего утра, а из Балчуговского завода
так и подваливала одна партия за другой. Золотопромышленники ехали отдельно в своих экипажах парами. Около обеда вокруг кабака Фролки вырос целый табор. Кишкин толкался на народе и прислушивался, о чем галдят.
— А
такая… Ты от своей-то конпании не отбивайся, Петр Васильич, это первое дело, и будто мы
с тобой вздорим — это другое. Понял теперь?..
Эта история
с Оксей сделалась злобой промыслового дня. Кто ее распустил —
так и осталось неизвестным, но об Оксе говорили на все лады и на Миляевом мысу, и на других разведках. Отчаянные промысловые рабочие рады были случаю и складывали самые невозможные варианты.
— Эх, кабы раздобыть где ни на есть рублей
с триста! — громко говорил Матюшка, увлекаясь несбыточной мечтой. — Сейчас бы сам заявку сделал и на себя бы робить стал… Не велики деньги, а
так и помрешь без них.
— Для счету прихватил, — объяснил Ястребов, встретив как-то Кишкина. — Что ему, болоту, даром оставаться…
Так ведь, Андрон Евстратыч?.. Разбогатеем мы, видно,
с тобой заодно…
Сейчас следователь, напримерно, ко мне: «Вы Тарас Мыльников?» — «Точно
так, ваше высокородие…» — «Можете себя оправдать по делу отставного канцелярского служителя Андрона Кишкина?» — «Точно так-с…» — «А где Кишкин?» Тут уж я совсем испугался и брякнул: «Не могу знать, ваше высокородие…
— Угорел я, Фролушка, сызнова-то жить, — отвечал Кривушок. — На что мне новую избу, коли и жить-то мне осталось, может, без году неделю…
С собой не возьмешь. А касаемо одежи,
так оно и совсем не пристало: всю жисть проходил в заплатах…
В крайнем случае Рублиха могла обойтись тысяч в восемьдесят, потому что машины и шахтовые приспособления перевозились
с Краюхина увала, а Спасо-Колчеданская жила оказывалась «холостой»,
так что ее оставили только до осени.
Да и поставил себя Оников
с первого раза крайне неудобно: приедет в белых перчатках и давай распоряжаться — это не
так, то не
так.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не
такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал
такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые
так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в
таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Еще военный все-таки кажет из себя, а как наденет фрачишку — ну точно муха
с подрезанными крыльями.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит
с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший
с другой стороны Бобчинский летит вместе
с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (
с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд
с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали,
так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!